Ночь с роскошной изменницей

Анна Васильевна потом долго с ними судилась, пытаясь вернуть недвижимость, пытаясь обвинить их в странном исчезновении дочери, ничего не вышло. Люди оказались вполне приличными. На момент исчезновения Татьяны в неизвестном направлении находились в Москве на научной конференции каких-то очень сложных наук.

Милиция, побившись с месяц, начала Анну Васильевну избегать. В конце концов ей посоветовали нанять частного детектива. Та совет приняла буквально и все последующие два года только и делала, что выбрасывала деньги на ветер. А потом, в какой-то непонятный момент, вдруг смирилась, затихла и не бушевала больше и не сотрясала в воздух кулаками, не обвиняла неизвестных злоумышленников и органы правопорядка, не желающих – по ее мнению – добросовестно выполнять свою работу.

Затихла и спустя какое-то время все свое внимание, любовь и неизрасходованные средства вдруг перенаправила на Соню.

Ох, как ей это не понравилось, кто бы знал! Как ее это тяготило! Удручало и делало зависимой, но…

Но Анна Васильевна и слышать ничего не хотела.

– Ты одна у меня осталась, Сонечка. Одна! Ты очень похожа на Танюшу. Вы любили друг друга, как родные сестры. Так что будем считать, что ты моя вторая дочь. Я так устала от неизвестности, от постоянного ожидания, от сотни трупов, которые мне пришлось опознать за эти годы. Все! Хватит, девочка моя! Хватит!!! Я решила так, раз Танюша пропала и так долго не появляется, то… Значит, ее больше нет в живых. Но мы-то с тобой живые люди, нам с тобой и продолжать жить. Вот мы и станем это делать с тобой сообща.

Этот разговор состоялся у них с Анной Васильевной около двух лет назад, ровно через два года после того, как пропала Татьяна.

Глава 3

Снимщиков Олег Сергеевич очень любил, когда на службе его называли по имени-отчеству. Пусть не созрел годами, пусть в звании солидном пока не состоял, но положением уже каким-никаким, но обзавелся. Какой тут, к чертям собачьим, может быть Олег?! И уж тем более Олежка!

Он еле-еле выползти сумел из этого имени, шлейфом тянущимся за ним с самого детства, когда мать на весь двор кричала из окна:

– Олежка, домой!

Потом Олежкой он был в школе, потом в ПТУ, едва не стал им в институте, спасибо армии, сумела разбавить суровостью будней ласкающий слух буквенный набор.

Да, огрубел. Да, перестал быть нежным. Ну так со всеми таким быть и необязательно. Раньше был таким с матерью. Теперь же…

Теперь у него тоже появилось, куда растрачивать свою нежность, но только никакого отношения это к его работе и к его друзьям не имело. Это особая статья расходов запасников его души, и вход туда многим воспрещен. Если не всем!

Он превратился в Олега Сергеевича не как-то вдруг и не сразу. Пришлось поработать над этим изрядно. В ход пускал все, что мог, вплоть до неожиданной глухоты, когда его окликали по имени. Многие недоумевали, некоторые обижались, но со временем свыклись с мыслью и иначе как по имени-отчеству его не называли.

Вот и сейчас, заходя в кабинет к начальнику с докладом о вчерашнем утреннем происшествии в загородном поселке, он в который раз был приятно удивлен, услыхав:

– А-аа, Олег Сергеевич, входи, входи, изложи, так сказать, суть да дело.

Веретина Игната Степановича второй год безуспешно пытались спровадить на пенсию. Мотивов была масса.

И годы немалые, и хватка не та, и попустительством в своем РОВДе занимается, вплоть до того, что его подчиненные в рабочее время в банях с красотками прохлаждаются.

Но одно дело хотеть, а другое мочь! С последним было как-то не очень, ибо в зятьях у Веретина, говаривали, сам региональный прокурор значился.

Вот и отсиживал Игнат Степанович в своем кресле тот самый срок, который сам для себя определил и который ему региональный прокурор затребовал. Это он так шутить любил. И какие бы доносы наверх ни строчились, Веретину все было нипочем.

– Пускай пишут, – как-то шепнул он доверительно Снимщикову. – Мне на их писанину плюнуть и растереть. Когда сам решу, тогда и уйду!

Пока не решал…

Олег прошел по ковровой дорожке к столу Веретина, выдвинул стул с высокой спинкой, сел и тут же без лишних слов принялся подсовывать начальству протоколы осмотра места происшествия, заключение экспертов и опрошенных свидетелей по делу.

– Че ты мне всю эту макулатуру суешь, понимаешь, Олег Сергеевич! – притворно возмутился Веретин. Не мог он начать сердиться с самого утра, к вечеру – всегда пожалуйста, а с утра не мог. – Ты давай в двух словах и поконкретнее. А то пока я очки найду, пока прочту все, глядишь, и обед наступит. А у меня сегодня дел невпроворот. Говори!

Такой подход к делу не был профессиональным, но был особенно любим Снимщиковым. Когда начальство желает тебя выслушать, когда ему интересна твоя точка зрения, это очень даже неплохо. Это очень даже замечательно! Лишь бы слушало, а точек зрения у него, как…

– Дело простое, – пожал крепкими плечами Олег и потыкал указательным пальцем в один из листков. – Погибшая Татьяна Сочельникова.

– Погоди, погоди! – неожиданно перебил его Игнат Степанович. – Это уж не та ли Сочельникова, которую мамаша объявляла в розыск?!