Ночь Серебра

— Мне всё равно, кем ты был до сегодняшнего вечера, — негромко промолвил Велимир, спускаясь с возвышения и подходя ближе к молодому ратнику. — Отныне ты, согласно воле твоего наставника и, надеюсь, в будущем — моей, остаёшься здесь и начинаешь новую жизнь. Забудь обо всём, что было и могло быть с тобою до той поры, пока ты не миновал верхнее плато перевала Ла-Рен.

С этими словами он вытащил меч из ножен и, указав остриём в сторону пола, бросил:

— На колени.

Ардон послушно опустился на каменный пол перед ним. Холодное лезвие плашмя коснулось его плеча, одного, затем другого.

— Сейчас ты поразмыслишь ещё раз, насколько серьёзны и правдивы твои намерения, а после принесёшь клятву. Помни, измена карается смертью. Ты уже изменил однажды, — Ардон в изумлении поднял глаза, но князь спокойно пожал плечами, — изменил своим, тем, кто доселе доверял тебе.

Он закрыл глаза на мгновение, ещё раз про себя повторив обещание, данное Хольду. Не приносить никаких присяг и клятв — это было сказано для Кита, чтобы тот оставался спокоен.

— Я уверен, княже. Я согласен, — Ардон склонил голову. — Только клятва мне неизвестна.

Велимир усмехнулся, но натянутой показалась его усмешка.

— Пустяки. Повторяй. Клянусь льдом и огнём…

Ардон кашлянул, прочищая горло, опустил глаза, не смея поднять взгляд на правителя.

— Клянусь льдом и огнём…

— … Что во веки веков останусь верен тому, под чьим мечом были произнесены сии слова…

— … Что во веки веков останусь верен тому, под чьим мечом были произнесены сии слова…

— … И боги свидетели моей клятве.

— … И боги свидетели моей клятве, — он с облегчением выдохнул, договорив, смахнул с виска влажную дорожку.

— Поднимайся. Можешь быть свободен. Маис проводит тебя к младшим ратникам. Завтрешним утром тебе выдадут оружие.

Ардон встал, молча поклонился в пояс и хотел было идти: у дверей уже дожидался послушный первому слову воин, тот самый, что встретился ему внизу, у главной лестницы дворца.

— Да постой, — вдруг окликнул его Велимир, сделав шаг к нему. — Отдай-ка мне грамоту, ту самую, послание от Хольда.

Ардон извлёк свиток из складок плаща и протянул ему. Велимир осторожно принял его, будто какое оружие или иную небезопасную вещь, и, быстро осмотрев, небрежно сунул за пояс.

— Ступай.

Он ещё раз поклонился и быстро пошёл к выходу. Маис отворил перед ним массивную железную дверь и, дождавшись, пока он пройдёт, вышел вслед сам.

Почти сразу за широким подворьем начиналось что-то вроде поселения. Несколько больших изб в один пол тянулись вдоль узкой, прямой, как стрела, улочки. Ардону приходилось быстро запоминать: понимал, что долго возиться с ним тут точно не станут, а заблудиться — дело нехитрое, особенно в новом незнакомом месте.

— С Северной земли? — поинтересовался Маис, мельком оглядев довольно потрёпанную и запылённую одёжу своего спутника.

— С чего ты взял?

— Бывал у вас. Носите серое, без вышивок. Оберегами не шибко-то балуетесь.

Ардон молча кивнул: не мог не согласиться. Он и сам был одет в простую холщовую рубаху серого цвета и такие же штаны-шаровары, перехваченные у щиколоток тонкими бечёвками. Никаких отличительных знаков Мелей носить не позволял, и Ардону, как своему сыну и одному из десятников, — в первую очередь.

Маис проводил его до общей горницы, и Ардон, осмотревшись и понемногу освоившись, понял, что обстановка здесь почти та же, что и на родине. Сильная усталость после долгого пути и весьма нелёгкого разговора с князем дала о себе знать, и Ардон уснул, едва опустился на отведённую ему постель, представлявшую из себя две широкие лавки, сдвинутые вместе и прикрытые пушистыми шкурами.

Когда он проснулся, час был ещё ранний, из окна, прикрытого грязновато-белой холстиной, виднелся край морозного синего неба. Где-то там, на тёмной страшной глубине, висели, словно намертво прибитые, холодные колючие зимние звёзды. В голову ненароком закралась мысль о том, что, быть может, над Кейне сейчас небо тоже ясное, и отец, и Карин, и другие — те, кого он оставил где-то будто бы в совсем иной жизни, — видят то же небо и те же звёзды. Жаль, что Карин не понимала словенского языка: в большинстве случаев им приходилось изъясняться жестами, которые, известное дело, не всегда растолковывались правильно.