Ночь, сон, смерть и звезды

У Вирджила сжалось сердце. Он подумал об отце, лежащем сейчас в интенсивной терапии и дышащем с помощью респиратора. Кто знает, сумеет ли Уайти еще когда-нибудь дышать самостоятельно.

Как сможет Вирджил пережить его смерть? Не дождавшись проявлений отцовской любви.

Так и не услышав от него: Я тобой горжусь, Вирджил. Тем, какой ты стал. Важно ведь не то, что мы делаем, а какие мы есть.

Важно не то, что о нас говорят другие, а что мы думаем о себе сами.

Уже не вспомнить, когда Уайти последний раз притрагивался к младшему сыну. А вот Тому он часто кладет руку на плечо, обменивается с ним рукопожатием, и лицо его при этом светлеет… а Вирджил чем хуже?

Никаких рукопожатий. (Ну да ладно. Дурацкая социальная привычка, в основе которой лежат примитивные мужские комплексы.)

Никаких объятий. (Уайти обнимает только дочерей!)

На Вирджила отец смотрит с характерной сдержанностью, с настороженной улыбкой и прищуренными глазами. Что он выкинет на этот раз? Опять заставит меня краснеть?

Не всегда удается спрятать свои чувства. Хотя всякий родитель должен стараться, не в пример Уайти.

На пробковой доске объявлений в углу выставлена коллекция фотографий и открыток. За годы, десятилетия. Вперемежку с газетными вырезками, школьными программами, выпускными фотками. Джессалин любила добавлять новые, при этом сохраняя старые. Вот глянцевый снимок мэра Хэммонда, Джона Эрла Маккларена, пожимающего руку губернатору штата Нью-Йорк, оба приосанились и улыбаются в камеру. В девяносто третьем их отец выглядел таким молодым и розовощеким. Сейчас даже как-то больно смотреть.

Вирджил испытывал к этой доске объявлений неприязнь. Слишком много фотографий брата-атлета. И гламурной сестрицы Беверли.

Он не имел ничего против семейных фотографий. А также свадебных и кадров с новорожденными. Вот все Маккларены стоят в обнимку на заднем дворе. А вот где-то на пляже.

На самых ранних фотографиях он выглядел чудо-ребенком со светлыми волосами и лучистыми голубыми глазами. Много лет назад Вирджил настоял на том, чтобы их убрали.

Свои школьные фотки он прятал под чужими или просто удалял. Сохранил только одну, где он лет в десять держит маму за руку и глядит на нее с нескрываемым обожанием.

Вирджилу казалось, что это не он на старых снимках. В раннем детстве все кажутся невинными и очаровательными. Все начинает меняться лет в тринадцать.

Он смутился при виде газетных фотографий с собственными скульптурами из металлолома, выставленными на недавней ярмарке, где побывала его мать. Он даже не знал, что они были опубликованы в местном еженедельнике. Вообще про них забыл, после того как их тогда раскупили.

(«Можете выдать секрет, почему ваши работы покупают?» – спросили у Вирджила. Он ответил: «Я снижаю цены».)

(Нельзя сказать, что Вирджил был тронут, увидев на доске объявлений эти газетные фотографии, но убрать их он не решился.)

– Мама сохранила отличные фотографии. Мои отпрыски не перестают удивляться, что и мы когда-то были юными. – Том произнес это непринужденно и доброжелательно, видя, как Вирджил разглядывает коллекцию. Редкий случай: ему захотелось сделать младшему брату приятное. – У нас на кухне висит такая же доска, только поменьше. По-моему, хорошая идея. Особенно для детей. Иначе все быстро забывается. – Он на секунду задумался. – Ты же видел нашу доску? Или не видел…

Разумеется, нет. Вирджил не видел его дурацкую доску объявлений. Он ни разу не был в Рочестере.

Том открыл вторую бутылку темного немецкого эля. Черт, он же почти прикончил запас кешью! Десны и нёбо горели от соли.

Странная тишина. Где сестры? Куда они запропастились?

Том был раздосадован тем, что они увели мать и оставили его с братом, прекрасно зная, как Том к нему относится.

Но провожать ее в спальню с его стороны было бы неправильно. Это дело сестер – уложить полубессознательную Джессалин в постель. К тому же Вирджил почти наверняка увязался бы за ним, как приблудный пес.

– Может, это и хорошо.

– Что – хорошо?

Вирджил заговорил после долгого молчания, и Том не врубился, о чем это он.

– Забыть.

– Забыть что?

В ярком кухонном освещении лица двух братьев были слишком резко очерчены. Как в телевизоре высокого разрешения. Ты видишь больше, чем тебе хотелось бы.

Младший брат застенчиво потупился. Даже в его скромности сквозило упрямство. Хорошо это зная, Том устроил ему маленькую засаду.

– Пора нам на боковую. Через несколько часов уже надо вставать.

Он рассчитывал на ответ, однако Вирджил впал в прострацию.

– Я уже не помню, когда последний раз ночевал в этом доме, – продолжил Том. – В заключительном семестре? По окончании университета? – (Его персональную комнату давным-давно переделали под другие нужды.) – А ты, Вирджил?

Брат вздрогнул, неожиданно выведенный из глубокого раздумья:

– Я, вообще-то, мало сплю.

– Да что ты! – воскликнул Том с усмешкой.