— Я не понимаю, о чем ты. Но я слушаю тебя.
И Санчес дал ему эти инструкции. Конечно, его интересовали деньги, «его фонд» — и это тоже, но все остальное было странным, очень странным. Вернее — было ничем. Евгений Петрович Родионов должен был присутствовать на этой пресс-конференции. Лично. И ничего не происходит. Санчес нигде не появлялся.
Никаких звонков — полная тишина. И если этот их разговор прослушивается (Евгений Петрович знал, что нет), то это тоже должно быть отрегулировано. На пресс-конференции Санчес вернет ему жену и дочь.
«Он что, сошел с ума?» — мелькнуло в голове у Евгения Петровича.
— Я даже верну детей, — продолжал Санчес, — хлопотно с ними. А ведь мог бы разыграть эту карту, а? Ведь им может не очень понравиться их мама? Ну, вы-то знаете, как с ними, с малышами, — не угодишь…
Все же пару распоряжений по телефону Евгению Петровичу придется сделать, но… распоряжений обычных, не нарушающих хода вещей.
Он дал ему все инструкции и уже в самом конце разговора неожиданно спросил:
— Евгений Петрович, теперь уже не важно, но все-таки. Вы знаете, я тут в вашем доме увидел изображение бога Сатурна и вот подумал… Как такое могло случиться? — Короткая пауза. — С нами?
Впервые голос Санчеса звучал не угрожающе и не беззаботно. Это был просто вопрос, заданный человеком, понимающим, что бесполезно говорить о прошлом. И уж тем более о прошлом сожалеть. Но вопрос был задан. С еле уловимым оттенком горечи. Если Санчес был способен испытывать горечь. Евгений Петрович помедлил. Он мог сказать очень много или ничего, но ведь теперь действительно немножечко поздновато для игр. И он произнес голосом, в котором не было ни испуга, ни попыток оправдаться, — это была спокойная, может, чуть печальная констатация факта:
— Вы вышли из-под контроля, сынок. Это все, что я могу сказать.
Санчес какое-то время обдумывал услышанное.
— Думаю, что нет, — негромко произнес он. — Думаю, вопрос в другом.
И Санчес повесил трубку.
Евгений Петрович Родионов выполнил все, что потребовал от него Санчес. Он сделал все звонки и, отдавая распоряжение водителю быть готовым выехать в головной офис компании «Континент», еще раз подумал о том, что во всех этих требованиях Санчеса нет ничего экстраординарного. Кроме того, что Санчес попытается забрать свои деньги. Но ведь он мог содрать с него три шкуры…
Санчес попытается нейтрализовать «Вику»? Глупо, ему это ничего не дает. Раскрыть «Вику», сыграя детьми?.. Тоже бред — в его положении, а тем более сегодняшнем положении, не принято появляться в публичных местах и делать какие-либо общественно значимые заявления. Он не камикадзе. Санчес действует не в одиночку? Очень маловероятно, и… все это не сходится. Рассчитывать на какой-либо общественно значимый резонанс в положении Санчеса — еще больший бред, чем все остальное. Он это знает не хуже других. Тогда зачем весь этот балаган с присутствием Родионова на пресс-конференции? Санчес всегда был слишком прагматичным, и вряд ли личная месть окажется для него важнее рациональных соображений.
Жесточайший цейтнот.
Но ведь он мог содрать три шкуры… Быть может, он это и делает?
— Что он задумал? — негромко произнес Родионов. — Что он задумал?
Евгений Петрович Родионов понял, что не знает ответа на этот вопрос.
Она ждала. Мерила шагами свой пустынный кабинет и ждала. До пресс-конференции оставалось чуть больше двух часов. Виноградов обеспокоен — он уже знает, что Андрей, старый добрый Викин друг, вернулся из заграничной командировки до срока и вроде бы тоже собирается присутствовать на пресс-конференции. Звонил из Шереметьево. Неприятная новость. Но это все мелочи. К подобным неприятным мелочам уже давно привыкли. Их слишком много, но все должно сегодня закончиться. Так или иначе — закончиться.
Детей привезут перед самым началом собрания. Таков сценарий. Значит, у нее будет всего несколько минут.
Она снова посмотрела на часы — время тянулось мучительно медленно.
Сейчас она думала лишь о том, что выдержала, выдержала в течение всего этого времени, и теперь силы не должны оставить ее в самую ответственную минуту.
В дверь негромко постучали.
— Да-да, — откликнулась она.
— Вика, — в проеме двери появилась огромная бритая голова Болека, — надо ехать.
— Куда?
— Надо ехать, — настойчиво повторил он, и тут же мясистые губы растянулись в вежливой улыбке, — вас ждут внизу.
— Я не понимаю… Но хорошо, сейчас спускаюсь.
«Скоро все закончится, — еще раз сказала себе она. — Выдерживала все это время, так что теперь — спокойно».
Она взяла свою сумочку и вышла в приемную. Проходя мимо Лидии Максимовны, она даже не удосужила ее взглядом. Оба телохранителя, Болек с Лелеком, ожидали ее в холле. И еще у вертящейся крестовины дверей она обнаружила Гринева в сопровождении какого-то незнакомого ей человека. Гринев увидел ее, улыбнулся. Она опустила взгляд, сердце тревожно застучало.
— Вот, — произнес Болек, приветствуя Гринева, — передаем с рук на руки. Нашу драгоценность.
— Очень остроумно, — сказал Гринев. — Ждите нас здесь, скоро вернемся.
— А куда вы?
— Недалеко.
— Нет, серьезно.