И «маски» здесь — вовсе не фигуральное выражение. Да и как может быть иначе, когда вальсируешь на грани? Она сама маска, на которой — надо же, какое совпадение — нарисовано ее собственное лицо. Только кому принадлежит лицо, а кому — маска, оттуда, с грани над обрывом, почти неразличимо. Поэтому она сейчас сама уже не знает, кто так беззаботно улыбается, берет доклад о благотворительности и говорит симпатичной девчушке в рейверских ботинках на огромной подошве «спасибо, Алена». Это делает кто-то. Танцующий на грани.
…Она, все так же беззаботно улыбаясь, продолжала спускаться по лестнице. Все же ее выход из здания — это не то что выход Виноградова, когда охрана с Петром Андреевичем в центре вихрем проносится к ждущим внизу автомобилям. Зато автомобили у них одинаковые. Петр Андреевич, душа-человек, позаботился о том, чтобы теперь она передвигалась на лимузине «Ауди А-8».
Машина, конечно, шикарная. Петр Андреевич любит комфорт. И понимает в этом толк. Еще как понимает. Черный, словно правительственный, лимузин, а если что — и «мигалку» на крышу. У Петра Андреевича автомобиль точно такой же, вот они стоят рядышком, похожие на греющихся на солнышке жирных, ухоженных, самодовольных котов.
Болек распахнул заднюю дверцу.
— Спасибо, Боря, я поеду впереди, — произнесла она.
Потом все же повернула голову: этот нищий по-прежнему стоял на углу при выезде со стоянки. Она уже давно обратила на него внимание и еще порадовалась его смекалке. Он стоял не настолько близко к зданию «Континента», чтобы быть выдворенным охраной, но и не настолько далеко, чтобы терять столь лакомый кусочек. Особенно после обеда, когда сытые и умиротворенные желудки не так надежно контролируют кошельки. Завидев ее охрану, парень смущенно потупил взор. Еще бы, вчера от Болека с Лелеком бедняге прилично досталось. Но своего рабочего места он не покинул.
Откуда он вчера взялся? И такой юркий, быстрый. Вчера вечером этот нищий вынырнул откуда-то сбоку и протянул ей крохотный букетик незабудок. Он успел сказать лишь:
— С праздничком…
И между ними вырос Болек. Она никогда не видела своих телохранителей в действии (к счастью или к несчастью?), но теперь поняла, насколько неразумными были попытки их дразнить, пытаясь даже в шутку оторваться от своей охраны. Болек, продемонстрировав ей широкую спину, сделал незаметный выпад рукой; казалось, что он лишь легонько коснулся нищего, но тот повалился на землю, больно ударившись затылком об асфальт. К счастью, на нем была брезентовая кепка, надетая козырьком назад, — она и смягчила удар. Видимо, бедняга даже не понял, что произошло. Он растянулся на асфальте, несчастный и жалкий, и она с горечью подумала, что не стоило пытаться к ней так близко подходить. Ведь она балансирует на грани, и очень легко сорваться в пропасть.
Болек был уже над нищим. Она перепугалась:
— Прекратите! Оставьте его. Вы что?!
Болек внимательно вглядывался нищему в лицо и был абсолютно спокоен.
Однако инцидент уже вызвал любопытство окружающих — сотрудники «Континента» привыкли к двум-трем «своим» нищим, ошивающимся вокруг, и негоже было его так.
Она посмотрела на очаровательный букетик — каким-то образом нищий умудрился его не выронить.
— Зачем вы?.. — проговорила она. — Ну для чего так-то?
Нищий захрипел, потом его взгляд прояснился. Он посмотрел на Болека расширившимися от страха глазами.
— Живой? — с неожиданной заботой негромко произнес Болек. Секунду назад он просто прореагировал. Прореагировал на внезапное вторжение. Теперь уже стоило признать, что реакция оказалась несколько неадекватной, но, как говорится, береженого Бог бережет.
— Не надо, — слабо попросил нищий, пытаясь отползти от Болека и одновременно прикрываясь рукой. — Не бейте больше.
Болек склонил голову на другую сторону:
— Да вон, щеки румяные… Оклемаешься. Не прыгай так впредь. Мало ли что…
— Нормально, — поддержал приятеля Лелек, — только нос ты ему зря задел.
Из правой ноздри нищего текла струйка крови.
— За что? — тихо произнес нищий. — Я ведь…
— Было б за что, вообще бы… — усмехнулся Болек. — Ладно, извини, брат…
— Не подходи так близко, — сказал Лелек. Внезапно достал белый чистый платок, протянул его нищему. — Оставь себе.
— Работа такая, — беззлобно пояснил Болек. — Идемте, Вика. Нечего народ собирать.
— Я ведь… — нищий поднялся на ноги, — только с праздничком хотел поздравить. — На его глаза вот-вот могли навернуться слезы. — Цветы вот вашей девушке… Просто цветы. Я ведь ничего… Ну, может, на бутылочку бы попросил.
— Постойте. — Она смотрела на нищего: наверное, совсем еще молодой парень. Правая часть лица чуть одутловата, но кожа чистая — никаких язв или порезов. Цвет вот только — но ведь парень не на курорте… Старенькие очки с диоптриями — как их только не разбили? — одной дужки нет. Чуть выше одутловатости — марлевая повязка. Не очень свежая. Рабочая мешковатая роба, старая, стираная-перестираная. Чистая. Но парень вроде бы крепкий… Только она вдруг обнаружила, что правая рука парня спрятана в кожаной перчатке.