Ночь Стилета

Прима понял, что дверь человеческого сострадания, куда он постучал, сейчас может захлопнуться перед самым носом.

— Знаете, Наталия… если вы не против, я буду звать вас по имени. У меня ведь тоже девчонки подрастают… Младшая Алеська и Людмила — эта уже барышня. Плохо им здесь, я понимаю. Соблазн рядом — Ростов, дальше — Москва, огни… Как им пройти меж этими огнями, чтоб их не спалило, я не знаю… — Прима бросил взгляд на фотографии потерпевшей, разложенные на столе, и покачал головой. — Не знаю, Наталия. Но того, кто сделал такое с вашей подругой, я найду. Найду. И не только по служебным обязанностям — и для моих девочек тоже.

Потому что это все, что я могу сделать. И для них, и для вас, и для себя… И для Александры, которую уберечь не удалось…

Наталия какое-то время смотрела на Приму, потом горько усмехнулась:

— С ума можно сойти, как вы пытаетесь играть в доброго… следователя.

Хорошо еще, что не сказала «мента».

Прима пропустил это замечание мимо ушей. Он лишь извлек из мятой пачки не менее мятую сигарету «Ява».

— Курите?

— Балуюсь. Да, курю.

— Угощайтесь.

— Нет, спасибо. У меня свои.

Она извлекла из сумочки пачку дорогих сигарет «Парламент», и Прима увидел, что пальцы ее дрожат. Он поднес Наталии зажигалку и, когда девушка побелевшими губами сделала глубокую затяжку, негромко произнес:

— Помогите мне, Наталия.

— Как?!

— Давайте поговорим о вашей подруге. Просто поговорим о Саше. Все, что вам о ней известно. Детство, друзья, родители, увлечения, клиенты, ссоры…

Наталия молча курила, потом подняла взгляд на Приму.

— Но я действительно не знаю, кто мог такое с ней сделать.

— Я верю вам. Но… насколько верны мои сведения, в последнее время вы были для потерпевшей самым близким человеком?

Наталия пожала плечами и горько усмехнулась:

— Теперь уже это не важно.

Взгляд Наталии механически двигался по разложенным на столе фотографиям, потом задержался на одной из них — крупный план, обнаженное тело потерпевшей. Наталия, сама того не замечая, чуть склонилась к фотографии, словно пыталась разглядеть что-то, еле слышно проговорила:

— Здесь… не видно… — покачала головой, — свет и тень, светотень… Какой ужас!

— В чем дело?

— Да нет, — Наталия уже выпрямилась на стуле, — просто тени неразборчивые… Бедная ты моя… Что уж теперь говорить. — Быстрая слеза пробежала по ее щеке.

Прима сложил фотографии в стопку, открыл верхний ящик стола и убрал их.

— Придется еще опознать тело…

— Сашку? Хорошо. Только не пугайтесь, если я снова разревусь. Бедная ты моя…

— Ничего, дочка, поплачь, — вдруг произнес Прима.

Наталия какое-то время смотрела на него. Стареющий, усталый человек.

Растящий девочек на свою скудную зарплату. Все, что она слышала о Приме, — это что хоть он и мент, но вроде мужик порядочный. Наталия затушила сигарету в подставленную пепельницу. Порядочный мент — это как?

— Скажите, — произнесла она, — а правда, что Шандора застрелили?

Прима смерил ее взглядом — во как уличный телеграф работает, мир слухами полнится. Тем лучше, если она уже знает.

— Да, правда. В Ростове. В ресторане.

— С ума можно сойти от количества хороших новостей, — все так же горько усмехнулась Наталия. — Он, конечно, был редкостной сволочью, но не настолько же.

— Что вы имеете в виду? Хотя я вас, конечно, понимаю.

Она кивнула.

— Чего я действительно хочу — чтобы этого подонка наказали, кто сделал с Сашкой такое. Но ведь всем плевать. Мы ведь шлюшки. И если дело велят закрыть, вы его закроете?

— Закрою. — Прима тоже кивнул. — Когда найду убийцу.

— Вот что я вам скажу. — Наталия достала вторую сигарету, выпрямилась на стуле и внимательно посмотрела на Приму. Теперь ее голос звучал гораздо ровнее. — Шандор этого не делал.

Прима чуть заметно качнулся в кресле.

— Почему вы так считаете?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Но он этого не делал.

— Шандор был жестоким человеком?

Она подумала, потом словно согласилась:

— Очень жестоким. Безжалостным.

— Мне неприятно говорить об этом, но вы должны были заметить на одной фотографии, что в рану был вставлен засохший цветок…

— Я видела. — Голос прозвучал глухо и болезненно.

— Что указывает на явно ритуальный характер убийства. Или должно указывать на такой характер. Месть? Расплата за… что?

— Я ничего об этом не знаю.

— Шандор — он ведь наполовину цыган?

— Да, хотя с цыганами не тусовался.

— Наталия, цветок в смертельной ране…

— Валентин Михайлович, — она впервые обратилась к Приме по имени-отчеству, — Шандор был человек со странностями. Редкостная сволочь, хотя теперь уже — царствие ему небесное. Да, вы правы, Шандор был жесток. Мог избить до полусмерти, мог даже порезать лицо, если хотел испортить девчонке жизнь. Но Шандор не был маньяком.

Прима чуть изменился в лице, словно его коснулся холодный ветерок; он все еще крутил пальцами сигарету «Ява», а теперь решил закурить. Почему она говорит об этом? Она тоже хочет навести его на мысль о Железнодорожнике? Знает что-то? Хочет выгородить своего дружка Шандора? Но тому все это теперь не нужно. Тогда зачем?

— Наталия, помогите мне найти этого сукина сына, пока он еще чего-нибудь не выкинул, — попросил Прима. И добавил: