Наутро, когда Хуберт проснулся, Джил, как оказалось, уже встала, и в спальне пахло кофе. За завтраком она сказала, что ей-то пора выезжать, но ему торопиться некуда, может остаться. Одно только: сегодня же утром надо позвонить Арно.
Хуберту не было охоты возвращаться в культурный центр и выслушивать упреки, поэтому он, приняв душ, отправился на прогулку по той дороге, по которой они ехали вверх. Некоторое время дорога и дальше вела в гору, тянулась через поля, усеянные крупными валунами, а потом резко ушла вниз, и он оказался в залитой светом роще. Влажный и прохладный воздух, запах смолы и легкого дымка. Солнечные лучи, проникая сквозь редкие деревья, рисовали на земле подвижные узоры. Хуберт, усевшись на ствол поваленного дерева у дорожной обочины, прислушивался к пению птиц. Снизу, издалека, доносился шум речного потока, это Инн. Вспомнились ему походы в детстве, с родителями, каникулы в горах, бесконечная долгота дней, когда они устраивали запруды на горных ручьях, в лесу играли в прятки, разжигали костры да жарили колбаски. Вдруг послышалось многократное пиканье, Хуберт взглянул на дисплей мобильника: пять коротких сообщений подряд. Три от Арно – сегодня заседание комиссии, объявиться следует немедленно. Четвертое от Астрид с вопросом: как дела? Она собирается приехать на вернисаж. И еще от Нины какая-то незначительная чепуха. Хуберт удалил все сообщения и спрятал мобильный телефон.
Он вернулся в дом Джил, вымыл оставшуюся после завтрака посуду, нарвал в саду полевых цветов. Вазы не нашлось, и он поставил букетик в высокий пивной стакан. А потом снова осмотрелся в доме. Книги на полке принадлежали, очевидно, родителям Джил. Повсюду стопками лежали иллюстрированные и модные журналы, в гостиной возле дивана стояла стереосистема, рядом полочка с двумя десятками дисков. Хуберт присел к письменному столу Джил, открыл ящик. Нашел в глубине ящика старые календари, пролистал. Записи относились главным образом к ее работе, еще график массажа и педикюра, еще просто какие-то имена без указания времени или комментария. Женские имена в основном, причем они повторялись через относительно равные промежутки времени.
Время – всего-то два часа дня. Хуберт снова вышел в сад. Взял полено из поленницы у входа, уселся за гранитный столик и принялся орудовать своим перочинным ножом. Но не фигурку он мастерил. Он сперва удалил кору, потом терпеливо расчленил весь древесный обрубок на тонкие щепки. Ребенком он часто проводил время за такими занятиями, выдергивая нить за нитью из грубой ткани, рассучивая веревку, пока не останутся от нее лишь тоненькие ниточки, разделяя на части цветок или еловую веточку, густо заштриховывая карандашом бумагу, пока не образуется новая ровная поверхность. И вдруг перед глазами у него возникла выставка – такая, какую он хочет. Белые стелы-столбики по всему залу, на них – результаты подобных его трудов, горстки ниточек, пеньковых волокон, цветочных лепестков. Или еще лучше: стелы пустые, а материал рядом на полу, будто его выбросили, или предметы сами собой разделились на мелкие части. Хуберт вернулся в дом, нашел в кухне пластиковый пакет, уложил в него щепочки и остаток деревянного бруска.
После чего он взял обратный курс на центр культуры и искусств. Почти уверенный, что у Арно его идея не вызовет восторга, да какая разница? Эта идея выросла из той ситуации, в какой он находится, это логическое продолжение прежних его работ. Но прежде он всегда пытался остановить время, теперь же – впервые – он пытается запечатлеть процесс творчества. Сомнительно, что кто-либо его поймет, но важнее, что для него это звучит убедительно.
Придя в культурный центр, он поспешил к Арно с хорошей новостью, но того в кабинете не было. Наверное, как раз теперь шло заседание, где обсуждалась его выставка. Сначала Хуберт решил позвонить Арно, но тут же понял, что ему приятно воображать, как вся комиссия ломает голову по его поводу, а у него-то готовое решение в кармане. Сегодня вечером он посвятит Джил в свой проект, и времени еще хоть отбавляй.
Хуберт поехал в деревню закупать необходимые материалы: веревку, мягкие карандаши, несколько красных подставок под тарелки – грубого плетения, их легко расчленить. Затем, вернувшись в культурный центр, он забрался на чердак. В пространном помещении под крышей без изоляции было жарко, пахло пылью и каким-то старьем. Бог весть какие предметы собрались здесь вместе, и неудивительно, что после недолгих поисков Хуберт обнаружил и белые столбики, общим числом около двух десятков. Правда, они оказались повыше, чем ему бы хотелось. Хуберт сволок шесть штук на первый этаж, дотащил до кухни и вымыл теплой водой с мылом. Все они оказались буквально опутаны липкой паутиной, он потратил немало времени, чтобы хоть как-то их очистить. Он притащил их в нижний вестибюль, попытался верно расставить. И в конце концов решил, что лучше всего столбики смотрятся просто в один ряд.