Ночь Святого Распятия

В полицейском участке все заговорили разом, устроив невообразимый шум, так что местному комиссару пришлось установить спокойствие, заорав еще громче, чем все мы, вместе взятые. Постовой доложил, что видел лишь машину, стоявшую на Пахес-дель-Коро не слева, как положено, а справа, и кучку любопытных. Подойдя поближе, он разглядел, что какой-то тип с остервенением лупит другого. Но тут опять с величайшим пылом в разговор встряла женщина, видевшая развитие драмы с начала до конца, и полицейским волей-неволей пришлось ее выслушать. Свидетельница назвалась Кармен Муньос, прислугой у сеньора Гонсалеса-и-Паральта, живущего в доме на улице Падре Марчениа. Она возвращалась к себе на калле* Эвангелиста, закончив дневные труды, как вдруг с угла Пахес-дель-Коро заметила, как бульвар пересекла машина и помчалась прямо на вон того сеньора (Кармен Муньос кивнула в мою сторону), а он, бедняжка, шел себе спокойно, ни о чем не догадываясь. Ну вот, она и закричала изо всех сил и теперь благодарит Святую Деву, подающую Надежду, за то, что та помогла ей спасти христианина от верной гибели. Свидетельница в высшей степени одобряла трепку, которую я устроил этому шоферу, едва не отправившему человека в мир иной без покаяния. Начав говорить, сеньора Муньос никак не могла остановиться, и комиссару в конце концов пришлось стукнуть по столу, дабы остановить поток ее мстительного красноречия. В свою очередь водитель сказал, что его зовут Педро Эрнандес, определенных занятий он не имеет, а живет в верхней части улицы Кастилья. Машину он одолжил у приятеля. По словам Эрнандеса, внезапное недомогание помешало ему справиться с управлением. Парень якобы помнил лишь, что, теряя сознание, он хотел остановить машину, но вместо тормоза нажал, видимо, на акселератор. Эрнандес заявил еще, что глубоко сожалеет о происшествии и твердо намерен немедленно сходить к врачу - не только из-за нанесенных мной ран, но, главное, выяснить, не страдает ли он какой-нибудь болезнью, при которой категорически не рекомендуется водить машину. Комиссар живейшим образом посоветовал ему никогда больше не садиться за руль. Тем не менее наглец-водила заметил, что совершенно не понимает причин такого зверского избиения. При этом он с мерзкой ухмылкой поглядывал на меня - даром что нос распух, а глаза почти не открывались. Он-то отлично знал, что у меня нет и тени сомнений в намеренности покушения.

______________

* Улица (исп.). - Примеч. перев.

Со мной комиссар разговаривал особенно сурово. Поглядев на бумаги, он заметил, что я приобрел во Франции довольно странные привычки и, если моя жертва сочтет нужным подать жалобу (а он, комиссар, от души советует так и сделать), мне придется отвечать перед судом за тяжкие телесные повреждения. Однако, к величайшему удивлению полицейских, Педро Эрнандес отказался. Он заявил, что, вероятно, моя нервозность объясняется пережитым страхом, а потому согласен забыть об инциденте, если я оплачу ему лечение.

И что мне еще оставалось делать, кроме как поблагодарить? Заговори я о попытке убийства, никто бы мне не поверил, кроме, возможно, Кармен Муньос, но кто бы посчитался с ее мнением? Комиссара обуревали противоречивые чувства: с одной стороны, раздражение, что его побеспокоили просто так, с другой - он явно испытывал облегчение от того, что не надо заводить дело и возиться с лишними бумажками. Поэтому он ограничился коротким, но энергичным внушением, адресованным главным образом мне, и выпроводил нас из участка. Больше всех такой конец разочаровал милейшую Кармен Муньос - та уже видела себя героиней приключения, которое по крайней мере на несколько дней прославило бы ее на весь квартал.

На тротуаре мы с Эрнандесом остановились и молча поглядели друг другу в глаза. Наконец, уже садясь в машину, мой противник решился:

- Вам придется заплатить куда дороже, сеньор... Счетом от врача вы не отделаетесь...

- Кто тебе приказал меня сбить?

Парень пожал плечами и взялся за руль.

- Наслаждайтесь воздухом Севильи, сеньор, - бросил он, уже трогаясь с места. - Говорят, те, кто здесь умирает, особенно сожалеют, что никогда больше не увидят этого города!

Я с легкой тревогой думаю, что скажет обо мне Клиф Андерсон, когда я сообщу ему, что менее чем за сорок восемь часов дважды привлек к своей особе внимание полиции, хотя он строжайшим образом приказал мне действовать незаметно. Правда, это все же не моя вина, что меня пытались убить при всем честном народе. Вот только Клиф не слишком интересуется доводами логики, когда она противоречит его инструкциям.