Ночь триффидов

– Вы что-нибудь уже увидели?

– Пока нет.

– Необходимо раздобыть для вас обувь. Не можете же вы предстать перед своими в этих дурацких носках. К тому же сейчас очень холодно.

– А я и не заметил, – ответил я, несколько покривив душою. – Готовьтесь к встрече. В порт явится весь город. Не каждый день к нам приходит пароход с американцами.

– Камера наготове. Я запечатлею на пленке ваш прекрасный профиль, как только мы ошвартуемся, – с улыбкой сказала она.

– Прекрасный профиль? – удивился я. – Боюсь, что от его вида треснет объектив.

– Вы в это время будете стоять вытянув шею, отыскивая среди встречающих супругу.

– А вот и нет. Я не женат.

– Ах вот как, – проронила Керрис и взглянула вперед по курсу. Ее длинные волосы развевались по ветру. – Вы знаете, а ведь Гэбриэл прав. Мы мчимся на всех парах. Шкиперу не терпится доставить вас домой живым и здоровым.

– Вы уверены, что он дал радиограмму на частоте, которую я вам сообщил?

– Естественно. Они страшно обрадовались, узнав, что вы живы. Мы замолчали. Наступившую тишину нарушало лишь шипение разрезаемых форштевнем волн.

– Вы спасли девушку, – наконец произнесла Керрис, внимательно глядя на меня своими необыкновенными зелеными глазами. – Вас встретят, как героя.

– Героем я себя вовсе не чувствую, – ответил я, покачивая головой. – Совсем напротив. Мне становится очень скверно, когда я вспоминаю о Хинкмане.

– Тем не менее не забудьте подготовить торжественную речь. Островитяне, насколько я поняла из радиообмена, уже считают вас героем.

– Это скорее по праву рождения, а вовсе не из-за личных заслуг. Керрис откинула упавшие на лицо волосы, которые в неярком красноватом свете стали совсем рыжими.

– Дэвид, вы либо очень скромны – невыносимо скромны, – либо в жизни вашей семьи есть какая-то огромная тайна. Я снова облокотился на фальшборт и, глядя на пену у форштевня, произнес:

– Никакой великой тайны в нашем семействе нет. Если послушать, что говорят и пишут о моем отце на острове, то он выглядит почти полубогом.

– И от вас тоже ждут великих свершений?

– Вроде того.

– И вас это терзает?

– Вовсе нет, – улыбнулся я. – Отец – великий человек, но моя семья вовсе не желает видеть во мне второе издание Билла Мэйсена. А вот общественность ожидает от меня нечто подобное.

– Но, может быть, вы их и не разочаруете.

– Керрис, до сих пор мое самое большое достижение состоит в том, что я за два дня угробил два самолета. Да, все ждут, что я надену сапоги великана. Однако боюсь, что они слишком велики для моей ноги. И я снова повернулся лицом к морю, успев заметить, какие у нее белые зубы и какую прекрасную форму имеют чуть пухлые губы.

– Только не подумайте, что я жалуюсь на судьбу, – добавил я и спросил: – А как ваша семья? В ней проводятся смотры достижений ее членов?

– Проводятся. Но боюсь, что за всеми членами семейства уследить невозможно.

– Неужели их так много?

– Да, очень.

– У моего приятеля Митчелла восемь братьев и две сестры. Не представляю, как он запоминает их дни рождения. Да что там дни рождения! Я был бы не в силах запомнить их имена.

– Думаю, что ваш приятель Митчелл еще легко отделался.

– Неужели у вас братьев и сестер еще больше?

– Хм-м… – Она улыбнулась, посмотрела на меня и сказала: – При последнем учете выяснилось, что у меня сто пятнадцать братьев и сто двадцать сестер. Я подумал было, что она шутит, и громко расхохотался, но, взглянув на ее лицо, понял: это не шутка.

– Вот это да! – воскликнул я.

– А вы думали, что у вашего Митчелла забот полон рот, – уусмехнулась Керрис и, прикоснувшись к моему подбородку, добавила: – Если ваша челюсть опустится еще хотя бы на дюйм, придется латать палубу. – Она облокотилась на фальшборт рядом со мной, посмотрела в даль и спросила: – Ну и как, никаких признаков острова? И тут я сделал маленькое открытие. Разные общества, пребывая в изоляции, развиваются по-разному. У нас появились Дома Материнства. В Нью-Йорке же количество детей в одной семье достигало нескольких сотен. Одному Богу известно, как им это удавалось. Но для меня было ясно одно – и мы, и они должны будем проявлять друг к другу максимум терпимости. И мы, и они обязаны принять чужой образ жизни без каких-либо предрассудков. В противном случае нас ожидают большие опасности. Размышляя о том, как американцы перенесут шок от встречи с нашей уютной и очень домашней культурой, я машинально взглянул на солнце. И только в этот момент понял, что с нашим светилом что-то неладно. Очень, очень неладно.

Глава 12 НЕОЖИДАННОЕ ОСЛОЖНЕНИЕ

– Что случилось, Дэвид? Я бросил на Керрис такой взгляд, что она невольно отшатнулась.

– Это судно, – прокричал я, – плывет совсем не в ту сторону!

– Что значит “не в ту сторону”? Мы везем вас домой.

– Вовсе нет, будь все проклято… И как же я сразу не заметил!

– Дэвид…

– Вот эта штуковина последние двадцать минут смотрит мне прямо в лицо.

– Дэвид, я не понимаю, о чем вы…

– Взгляните на солнце! – Весь трясясь от ярости, я ткнул пальцем в красный диск в небе.

– Ну и что же происходит с солнцем? Я не вижу…