Ночь у Насмешливой Вдовы

Сквозь тюлевую занавеску Марион и Стелла видели, какое усталое лицо сделалось у полковника Бейли. Взяв со стола большую деревянную указку, полковник некоторое время смотрел на макет, а потом повернулся к своему гостю.

— Послушайте, Мерривейл, — отрывисто заявил он. — К черту все! Я хочу вам помочь. Но что толку заниматься пустяками, когда Рим горит? Видите? — Он постучал указкой по макету. — Подойдите, пожалуйста, сюда.

Зажмурившись, Г.М. отпил виски с содовой, встал и подошел к хозяину дома.

Пехотинцы на макете были так малы, что их можно было рассмотреть только в лупу, лежавшую тут же, под рукой. Полковник Бейли потянулся к лупе, но потом передумал. На его лице с подстриженными седеющими усами застыло раздраженное выражение.

— Как видите, — заявил он, — все ясно как божий день. Тут и ребенок разберется! Повсюду один Клаузевиц, снова Клаузевиц; фрицы его обожают. В четырнадцатом году у них не было самолетов; еще не изобрели танковую броню; они не могли передвигаться достаточно быстро. Но взгляните на карту!

Полковник ткнул указкой в противоположную стену. Там над викторианским камином висела большая карта Европы, испещренная булавками с разноцветными головками.

— В четырнадцатом году — прочтите любые мемуары — фрицы спорили, стоит ли оккупировать Голландию наряду с Бельгией. Тогда Голландию не захватили. Но в следующий раз они не промахнутся. Нет-нет, уверяю вас! Более того, ваша знаменитая линия Мажино (никогда нельзя полагаться на неподвижную линию обороны, друг мой) проходит вовсе не там, где следует.

Полковник развернулся назад, и указка в его руке заплясала над макетом.

— Пехоте невозможно тягаться с пикирующими бомбардировщиками и танками. Пехота не прорвется нигде, только здесь… здесь… и вот тут. Если у вас нет истребителей, способных уничтожить бомбардировщики противника, и более толстой брони, чтобы вывести из строя их танки, вам конец. Разве непонятно?

— Угу. Чертовски убедительно, полковник.

— Тогда почему ослы из военного министерства ничего не понимают?

— Не знаю, — тем же деревянным тоном отвечал Г.М. — Кстати, об анонимных письмах…

— Черт бы побрал ваши анонимные письма! — взорвался полковник Бейли. — Повторяю: что толку заниматься пустяками, когда…

— Позвольте напомнить, что из-за того, что вы называете «пустяками», утопилась женщина, — тихо возразил ему Г.М. — Боюсь, скоро здесь произойдет еще и убийство.

Наступило продолжительное молчание. Затем полковник Бейли медленно и осторожно положил указку на макет.

— Извините, — сказал он. — Чего вы от меня ждете?

Г.М. шумно вздохнул.

— Полковник, — заявил он, указывая своим бокалом на макет. — Не думайте, будто я считаю ваши слова неважными. Однако дело у меня срочное, как вы, вероятно, уже догадались. Хотя в некоторых вещах вы невинны, как младенец, но во многом умны и проницательны, как бандит Билли Кид и Джордж Вашингтон, вместе взятые.

— Уф! — проворчал полковник, однако вид у него сделался довольный.

— Возьмем, к примеру, девицу Мартин. Если она не свалилась в воду случайно, значит, либо она покончила с собой, либо ее убили. Никаких признаков насильственной смерти не обнаружено. Но никто не удосужился задаться вопросом, почему она покончила жизнь самоубийством. Какие у вас предположения?

— Никаких. Почему бы вам не расспросить ее сестру? Энни Мартин живет на Главной улице. — Полковник Бейли нахмурился. — Мисс Мартин все едва замечали. Очень предана церкви. Очень предана падре. Вот, пожалуй, и все, что я могу про нее сказать…

Г.М. ловким жестом извлек откуда-то черную сигару и раскурил ее. К тюлевой занавеске поплыло облако вонючего дыма.

— Ясно. Скажите, а вы сами получали анонимные письма?

— Получал, — угрюмо сказал полковник. — Только одно.

— Вас тоже обвиняют в какой-нибудь интрижке?

— Интрижке?! — возмутился полковник. — Ну уж нет! Хотя… Погодите, постойте-ка… В некотором роде… да. Аноним утверждает, будто моя жена долгие годы перед смертью была неверна мне.

— Это ведь неправда?

В глазах полковника Бейли появилось тоскливое выражение. Кожа на висках натянулась и стала похожа на очень тонкую бумагу.

— Юнис! — сказал он. — Юнис вырастила Джоан. Джоан — дочь моего брата. Сам я никогда не умел особенно ладить с детьми. — Полковник говорил с трудом, как будто к горлу у него подступил комок. — Юнис не щадила себя, загубила свое здоровье в Индии. Настаивала, что будет там со мной… Отказывалась уехать. Никогда не жаловалась. Никогда не мандражировала, когда у нас бывали перестрелки в горах. Неверна!.. Извините.

Он хотел сказать: «Извините, что делюсь с вами личными переживаниями».

Г.М. уставился в пол.

— Ничего, — прошептал он. — О чем еще говорилось в письме?

— Подробности я забыл. Западный фронт, 1917 год. Я тогда командовал бригадой — временно. Я совершил ошибку, и она стоила жизни многим солдатам.

— Спокойней, черт подери! Любой профессиональный военный совершает подобные ошибки.