Ночь у Насмешливой Вдовы

В тот миг, когда викарий толкнул коленом чемодан, сэр Генри Мерривейл бросился вниз по улице, размахивая руками; он собирался предупредить Томми Уайата и его шайку, что гонка еще не началась. Но точно посреди улицы он натолкнулся на свору собак.

Г.М. не удалось избежать столкновения. Крепко вцепившись в панаму, он дважды обернулся вокруг своей оси и с глухим стуком плюхнулся задом на асфальт, едва не проделав в нем трещину. Трое отцов семейств, не выпуская из рук гаванские сигары, подошли к незнакомцу и возмущенно осведомились, что за представление он тут устраивает.

— Так нечестно! — закричал один мальчик, дергаясь от возмущения всем телом, точно у него была пляска святого Витта.

— Нечестно! — вторили другие. — Викарий лягает собак!

Обвинение было несправедливым и неверным. Преподобный Джеймс, увидев, что случилось, решил, что единственно правильное решение — попробовать догнать чемодан и схватить его. В колледже Святого Иоанна он был великолепным спрингером. Разумеется, собаки и не думали состязаться с ним в беге: им только хотелось поймать странный предмет и разорвать его в клочья. И если на бегу священник и отпихнул какую-то собаку, он действовал не нарочно.

Данверс, который выбежал на дорогу, чтобы помочь Г.М., понял, что им грозит новая беда.

— Сэр Генри! — умоляюще взывал он.

Г.М. в съехавшей на глаза панаме вознес кулаки к небу. С губ его слетали такие непристойности, такие живописные ругательства, что все окошки в верхних этажах раскрылись, словно в музыкальном ревю.

— Прошу вас! — стонал Данверс.

— Ах ты, чтоб тебя!.. — отвечал Г.М.

— Внизу, на лугу, сидит полковник Бейли! Чемодан и собаки несутся прямо на него! Если они свалятся на полковника…

— То что? — спросил Г.М., резким жестом сдвигая панаму на затылок.

Если бы не новая угроза, он бы просидел на улице минут двадцать, в красках расписывая урон, какой понес его копчик от соприкосновения с асфальтом. Но, услышав о надвигающейся беде, великий человек с трудом встал, придерживая обеими руками панаму, и, переваливаясь, побежал вниз по Главной улице со скоростью, почти поражавшей воображение.

— Эй! — кричал Г.М. поверх голов зрителей. — Остановите его! Остановите сейчас же!

Любой завсегдатай скачек вполне мог оценить картину даже без полевого бинокля: обезумевшие собаки, несущийся по улице викарий — и торжествующий чемодан, катящийся на четыре корпуса впереди самых быстрых собак. Все звуки вдруг перекрыл пронзительный взволнованный дискант юного Томми Уайата:

— Пучеглаз! Пучеглаз! Взять его!

Реакция последовала незамедлительно.

Из беспорядочного пестрого клубка вырвался черно-белый пятнистый пес. За полсекунды он на три корпуса опередил остальных.

Гонка приближалась к повороту, за которым находился пригорок, довольно круто обрывавшийся вниз. Чуть в стороне от обрыва сидел спиной к дороге высокий джентльмен с хорошей выправкой, в котором без труда угадывался военный, и наносил мелкие мазки кистью на холст, стоящий перед ним на мольберте. Позади мольберта находились две дамы, одной из которых была Джоан Бейли. Их лица были обращены к улице. При виде происходящего дамы замерли, раскрыв рты.

— Пучеглаз! — в последний раз прозвенел боевой клич.

Одним прыжком длинноногий Пучеглаз нагнал чемодан, запрыгнул на него и свалился, ошеломленный. Чемодан, покачнувшись от неожиданного толчка, изменил направление и двинулся прямо к обрыву, распахиваясь на лету.

Пятнистая собака полетела в одном направлении. Бутылка шотландского виски — в другом. Чемодан как будто расправил огромные, дьявольские кожаные крылья и спикировал прямо на затылок полковника Бейли, завалив его нижним бельем Г.М. и впечатав лицом во влажный холст; чемодан, полковник и мольберт свалились на землю.

По меньшей мере на несколько секунд после того толпа очевидцев — собаки, дети, зеваки — окаменела, как изваяние Насмешливой Вдовы, которое высилось на некотором расстоянии. Однако всеобщее оцепенение не было вызвано прискорбным положением полковника Бейли.

На лугу, метрах в тридцати от них, стоял Том Уайат; он беседовал с двумя людьми, держащими теодолит. Услышав шум, Том медленно обернулся. В руках его был тяжелый терновый посох. Даже с дальнего расстояния было видно, как вытаращились его глаза, а брюшко заходило ходуном, набирая воздуха для боевого клича.

— Ха-а-а-а! — завопил Сквайр Уайат.

По оценкам Джоан Бейли, подобного вопля никто не слышал со времен разгрома наполеоновской гвардии при Ватерлоо. За долю секунды все — собаки, мальчики, девочки, даже их родители — развернулись кругом и, толкаясь, понеслись обратно, вверх по Главной улице. И вся масса на полном ходу врезалась в сэра Генри Мерривейла. Тот галантно изогнулся, но удержать равновесия не смог и снова плюхнулся на дорогу.

Только три крошечные фигурки из всей толпы остались стоять, парализованные страхом, у обрыва.

— Жуть! — прошептал юный Томми Уайат.

— Дядя Том! — пропищала девятилетняя девочка.

Пятнистая собака окидывала место действия ясным взором; она пыталась выглядеть столь же невинно, как и сам Г.М.