Ночь в гареме, или Тайна Золотых масок

Мертвый Гассан был оставлен по-прежнему на полу в луже черной, запекшейся крови. Комиссия оставила его, не тронув. Двери были заперты, и ни султан, ни оставшиеся в живых министры, ни народ не подозревали, что приговоренный к виселице Гассан давно избавлен смертью от земного наказания. Правда, стража доносила Кридару-паше, что Гассан не шевелится и лежит холодный и вытянувшийся. Но Кридар-паша запретил повторять это под страхом смерти, так как убийца министров не должен был умереть. Этого приказания было достаточно, чтобы заставить всех замолчать.

В башне Сераскириата распространился слух о смерти Гассана, но никто не смел говорить об этом открыто. Он был мертв, но это была как бы неправда, раз уж он был приговорен к смерти на виселице.

Неожиданная смерть Гуссейна и последовавшие за ней события сделали неудобным захват Золотых Масок, которым должен был руководить Лаццаро, все еще находившийся в Сераскириате. Лаццаро, так же как и другие, узнал, что Гассан умер и что это представляло большое затруднение, так как его публичная казнь должна была состояться во что бы то ни стало. Тогда Лаццаро попросил аудиенции у Кридара-паши и был принят им.

– Ты – грек Лаццаро, обещавший выдать нам людей, называемых Золотыми Масками? – спросил Кридар.

– К твоим услугам, благородный паша. Прошу тебя выслушать меня. Я хочу передать тебе нечто о Гассане-бее, могу ли я говорить?

– Говори.

– В Афинах я был однажды свидетелем казни одного разбойника, которому, однако, удалось умереть раньше.

– Какое же это имеет отношение к Гассану-бею?

– Так как для устрашения других разбойников его надо было казнить во что бы то ни стало, – продолжал Лаццаро, – то поступили следующим образом: виселицу сделали очень низкой, любопытных держали при помощи солдат как можно дальше и повесили мертвого, так что никто из народа не заметил, что палач показал свое искусство над трупом.

– Все это дело Будимира, а не твое и не мое, – резко сказал Кридар и без дальнейшего разговора отпустил грека. Но затем он сейчас же отдал приказание, как только придет Будимир, тотчас отвести к нему Лаццаро.

День казни Гассана был уже объявлен, и в таком городе, как Константинополь, конечно, нашлось немало людей, желавших посмотреть на казнь. Известие о смерти Гассана не было распространено в народе, радовавшемся предстоявшему зрелищу.

В день казни палач явился в башню Сераскириата. Этот человек, в котором, казалось, давно умерли все чувства, был странно взволнован известием о том, что ему придется казнить Гассана. Войдя в тюрьму и увидев на полу безжизненное тело Гассана, палач почувствовал, как крепнет в нем это чувство.

– Хм. У него такой вид, как будто он уже умер, – раздался голос подле Будимира.

Палач обернулся, за ним стоял грек Лаццаро как человек, имеющий на это право.

– Над Гассан-беем нельзя более исполнить никакого приговора, – отвечал палач, – он мертв.

– Тем не менее он должен быть казнен, – заметил Лаццаро.

– Пусть его казнит кто хочет, – отвечал палач.

– Это значит, что ты не хочешь его вешать? – спросил Лаццаро.

Палач подумал несколько мгновений, затем повернулся к греку.

– Ты прислан допрашивать меня? – спросил он.

– Нет, я прислан только дать тебе совет, – дипломатично отвечал Лаццаро.

– Это не моя обязанность – вешать мертвых.

– Ты не так понял меня, Будимир, – перебил Лаццаро рассерженного черкеса. – Я должен дать совет не о том, как казнить мертвеца, а о том, как устроить казнь, чтобы никто не заметил его преждевременной смерти.

Будимир покачал головой.

– Береги свой совет для себя, – сказал он, – я же не нуждаюсь в твоих советах.

Лаццаро простоял еще несколько мгновений около черкеса и вышел вон.

Когда Будимир в свою очередь хотел уйти, то в коридоре его остановил караульный, говоря, что комендант башни требует к себе палача.

– Комендант? – полуудивленно, полурассерженно спросил Будимир. – Скажите, какая честь! Иди вперед, я следую за тобой.

Черкес понял, что дело неладно, но он был совершенно спокоен и хладнокровен.

Придя к Кридару-паше, он поклонился ему совершенно спокойно. Паша пристально взглянул в ужасное лицо палача, выражавшее непоколебимую волю.

– Был ли ты у приговоренного? – спросил Кридар-паша.

– Да, я был у мертвого Гассана-бея, – отвечал палач.

– Завтра после заката солнца ты должен исполнить произнесенный над ним приговор.

– Этого я не могу сделать, благородный паша.

– Не можешь?

– Это не моя обязанность – казнить мертвых.

– И все-таки ты должен это сделать.

– Кто это говорит? – спросил Будимир, глядя прямо в глаза паше.

– Такой отдан приказ.

– Я не стану казнить мертвого.

– Ну так тебя заставят! – с гневом вскричал Кридар.

– Кто же?

– Я!

– Этого ты не можешь сделать, благородный паша, – со злобной улыбкой возразил Будимир.

– Ты останешься здесь до казни и авось будешь тогда сговорчивее.

– Силой ты от меня ничего не добьешься, благородный паша. Ты можешь держать меня здесь, но ты не можешь принудить меня вздернуть на виселицу мертвого перед собравшимся народом. Кроме того, еще надо поставить виселицу.