Я знал, что ничего не могу сделать для арестованного. Вооруженные эсэсовцы без труда сладят со мной… вдобавок мне вспомнилось, как кто-то рассказывал мне о подобной сцене. Он видел, как эсэсовец арестовал и бил еврея, и бросился на помощь бедняге, послал эсэсовца в нокаут, а жертве крикнул, что надо бежать. Но арестованный проклинал своего избавителя, он, мол, теперь совсем пропал, потому что угодил в ситуацию, когда ему еще и это вменят в вину, и, рыдая, пошел за водой, чтобы привести эсэсовца в чувство и под его конвоем отправиться на смерть. Я вспомнил этот рассказ, однако все равно растерялся и, раздираемый противоречивостью беспомощности, презрения к себе, страха и едва ли не легкомысленных поисков счастья, пока других убивают, вернулся в гостиницу, забрал вещи и поехал на вокзал, хотя было еще слишком рано. Решил, что лучше сидеть в зале ожидания, чем прятаться в гостиничном номере. Небольшой риск, на который я при этом шел, по-детски давал хотя бы некоторую опору моему самолюбию.
8
– Ехал я всю ночь и следующий день и без затруднений добрался до Австрии. Газеты были полны требований, заверений и обычных сообщений о пограничных инцидентах, которые всегда предшествуют войнам и при которых сильные нации странным образом всегда обвиняют слабых в агрессивности. Я видел эшелоны с войсками, но большинство людей, с которыми я разговаривал, в войну не верили. Надеялись, что за прошлогодним Мюнхеном всякий раз будет следовать новый и что Европа слишком слаба и упадочна, чтобы отважиться воевать с Германией. Разительный контраст с Францией, где каждый знал, что войны не миновать, но находящийся под угрозой всегда знает больше, причем раньше, нежели агрессор.
В Фельдкирхе я снял комнату в маленьком пансионе. Стояло лето, время туристов, так что я никому в глаза не бросался. Два чемодана придавали мне респектабельности. Я решил оставить их здесь, взять с собой ровно столько вещей, чтобы они меня не стесняли. Сложил все в рюкзак, так меньше всего привлекаешь внимание. Комнату я оплатил на неделю вперед.
На другой день я отправился в дорогу. До полуночи прятался на прогалине поблизости от границы. Помню, что поначалу меня донимали комары и что я видел тритона, который жил в прозрачной воде маленького бочажка. У него был гребешок, и временами он всплывал на поверхность вдохнуть воздуху. И тогда показывал пятнистое желто-красное брюшко. Я наблюдал за ним и думал, что для него весь мир ограничен этим бочажком. Для него это – Швейцария, Германия, Франция, Африка и Иокогама, все разом. Он мирно всплывал и нырял, в полной гармонии с вечером.
Я вздремнул несколько часов, потом приготовился. Был вполне уверен. А через десять минут рядом со мной словно из-под земли вырос таможенник: «Стоять! Ни с места! Что вы здесь делаете?»
Должно быть, он давно караулил в потемках. Мое заявление, что я безобидный турист, он пропустил мимо ушей. «Можете рассказать все это на таможне». С этими словами он снял оружие с предохранителя и повел меня в ближайшую деревню.
Я шел вконец пришибленный, отупевший, лишь крошечный уголок в мозгу был начеку, прикидывал, как бы смыться. Но куда там – таможенник хорошо знал свое дело. Шагал за мной на безопасном расстоянии, врасплох его не застигнешь, не нападешь, я бы и пяти шагов не пробежал, он бы немедля выстрелил.
На таможне он отпер крошечную комнатушку. «Заходите сюда. Ждите».
«Как долго?»
«Пока не вызовут на допрос».
«А сразу допросить нельзя? Я ничего не сделал, чтобы держать меня под арестом».
«Тогда вам не о чем беспокоиться».
«Я и не беспокоюсь, – сказал я, снимая рюкзак. – Стало быть, начнем».
«Начнем, когда мы тут будем готовы, – сказал таможенник, показывая превосходные белые зубы. Он выглядел как охотник, да и вел себя так же. – Утром придет нужный сотрудник. Поспать можете в этом кресле. Осталось всего-то несколько часов. Хайль Гитлер!»
Я осмотрелся. Окно зарешечено, дверь крепкая и заперта снаружи. Не сбежишь. Кроме того, за стеной разговаривали люди. Я сидел и ждал. Безнадежно. Наконец небо посерело, потом мало-помалу стало голубым и ясным. Я опять услышал голоса, запахло кофе. Дверь отперли. Я сделал вид, будто проснулся, и зевнул. Вошел незнакомый таможенник, краснолицый толстяк, с виду добродушнее охотника. «Наконец-то! – сказал я. – Спать тут чертовски неудобно».
«Что вы делали на границе? – спросил он и принялся развязывать мой рюкзак. – Удрать хотели? Или у вас контрабанда?»
«Ношеные штаны контрабандой не провозят, – ответил я. – Как и ношеные рубашки».
«Ладно. Тогда что же вы делали там ночью?» Он отложил мой рюкзак в сторону. Я вдруг подумал о деньгах, которые имел при себе. Если он их найдет, я пропал. Надеюсь, он не станет меня обыскивать.
«Хотел ночью полюбоваться Рейном, – улыбнулся я. – Я же турист. И романтик».
«Откуда вы?»
Я назвал пансион и место, откуда пришел. «Хотел нынче утром туда вернуться, – сказал я. – Оставил там чемоданы. Я снял комнату на неделю, с оплатой вперед. Не похоже на контрабанду, а?»