Ночь в Лиссабоне

«Легально мы туристы. Нам разрешено находиться здесь, но работать нельзя».

«Ладно, – сказала она. – Тогда давай не будем работать. Давай отправимся на остров Сен-Луи, посидим на лавочке на солнышке, а потом пойдем в «Кафе де ла Франс» и пообедаем на воздухе. Хорошая программа?»

«Очень хорошая», – согласился я, на том и порешили. Я не стал искать случайного заработка. Мы были вместе с раннего утра до раннего утра и много недель не разлучались.

Мимо с шумом летело время, с экстренными выпусками газет, тревожными новостями и чрезвычайными заседаниями, но внутренне оно нас не затрагивало. Мы жили не в нем. Его не было. А что же тогда было? Вечность! Когда чувство заполняет все, для времени больше нет места. Ты на других берегах, по ту его сторону. Или вы не верите?

На лице Шварца вновь появилось напряженное, отчаянное выражение, какое я уже видел раньше.

– Или вы не верите? – спросил он.

Я устал и против воли начал терять терпение. Слушать о счастье неинтересно, о фокусах Шварца с вечностью – тоже.

– Не знаю, – бездумно обронил я. – Быть может, вправду счастье или вечность, когда там умираешь; время тогда более не может приложить календарный масштаб и должно это принять. Но когда продолжаешь жить, поневоле приходится принять, что и это тоже, хочешь не хочешь, опять-таки становится частью времени и преходящности.

– Оно не должно умирать! – вдруг с жаром воскликнул Шварц. – Оно должно остаться, как мраморное изваяние! Не как замок из песка, толику которого всякий день уносит прочь! Что же происходит с умершими, которых мы любим? Что с ними происходит, сударь? Разве их не умерщвляют всегда снова и снова? Где они, если не в нашей памяти? И не становимся ли мы все убийцами, сами того не желая? Я что же, должен отдать под нож времени это лицо, которое знаю один только я? Знаю, оно наверняка распадется во мне и станет подделкой, если я не выну его из себя, не выставлю наружу, чтобы ложь моего продолжающего жить мозга не оплела его, как плющ, и не разрушила, ведь иначе в конце концов останется один этот плющ и оно станет перегноем, питающим трутня-время! Это я знаю! Потому и должен спасти его даже от меня самого, от гложущего, эгоистичного стремления жить дальше, которое хочет забыть его и уничтожить! Неужели вам непонятно?

– Понятно, господин Шварц, – осторожно ответил я. – Вы ведь потому и говорите со мной… чтобы спасти его от вас самого…

Я досадовал, что прежде ответил так небрежно. Этот человек логическим и поэтическим образом был безумец, донкихот, желающий сразиться с ветряными мельницами времени… а я слишком уважал боль, чтобы стремиться выяснить, почему и как далеко он мог в этом зайти.

– Если мне все удастся… – сказал Шварц и осекся. – Если удастся, тогда я ему не опасен. В это вы верите?

– Да, господин Шварц. Наша память не ларец из слоновой кости в пыленепроницаемом музее. Это зверь, который живет, жрет, переваривает. Она пожирает сама себя, как сказочный феникс, чтобы мы могли жить дальше, чтобы она нас не уничтожила. Вы хотите этому помешать.

– Да! – Шварц благодарно посмотрел на меня. – Вы говорили, что только со смертью память каменеет. Я умру.

– Я наговорил чепухи, – устало возразил я. Терпеть не могу такие разговоры. Я знал слишком много невротиков, эмиграция рождала их, как лужайка грибы после дождя.

– Но кончать самоубийством я не стану. – Шварц неожиданно улыбнулся, будто угадал мои мысли. – Жизни сейчас слишком нужны для других целей. Я умру только как Йозеф Шварц. Утром, когда мы попрощаемся, его уже не станет.

Меня пронзила некая мысль и одновременно безумная надежда.

– Что вы собиратесь сделать? – спросил я.

– Исчезнуть.

– Как Йозеф Шварц?

– Да.

– Как имя?

– Как всё, чем был во мне Йозеф Шварц. И как то, чем я был прежде.

– И что вы думаете сделать со своим паспортом?

– Мне он больше не нужен.

– У вас есть другой?

Шварц покачал головой:

– Мне вообще больше не нужен паспорт.

– В нем есть американская виза?

– Да.

– Не продадите его мне? – спросил я, хотя денег у меня не было.

Шварц покачал головой.

– Почему нет?

– Продать не могу, – сказал он. – Я сам получил его в подарок. Но могу подарить вам. Утром. Вам он пригодится?

– Господи! – У меня перехватило дыхание. – Пригодится! Он меня спасет! В моем паспорте нет американской визы и вряд ли я смог бы получить ее раньше завтрашнего вечера.

Шварц меланхолично улыбнулся:

– Как все повторяется! Вы напоминате мне о времени, когда я сидел в комнате умирающего Шварца и думал только о паспорте, который снова сделает меня человеком. Хорошо, я отдам вам свой паспорт. Вам нужно лишь переклеить фотографию. Возраст примерно тот же.

– Тридцать пять, – сказал я.

– Станете на год старше. У вас найдется человек, который умеет работать с паспортами?

– Я знаю тут одного, – ответил я. – Фотографию заменить несложно.

Шварц кивнул:

– Легче, чем сменить личность. – Некоторое время он смотрел в пространство перед собой. – Не странно ли, если вы теперь тоже полюбите картины? Как покойный Шварц… а потом я?

Против воли я слегка похолодел.

– Паспорт – всего лишь бумага, – сказал я. – Никакой магии.