Ночь в Лиссабоне

– Это было. Но есть ли оно еще?

– Оно есть, пока существуете вы.

– Только мы его еще и удерживаем, – прошептал Шварц. – Вы и я. Больше никто. – Он уставился на меня. – Не забывайте этого! Должен же кто-то его удержать! Оно не должно исчезнуть! Нас только двое. Во мне оно не удержится. А умереть оно не должно. Оно должно жить дальше. Внутри вас.

Хоть я и скептик, при этих словах меня охватило странное чувство.

Чего хотел этот человек? Вместе со своим паспортом передать мне свое прошлое? Может быть, он уже решил умереть?

– Почему это умрет в вас? – спросил я. – Вы должны жить, господин Шварц.

– Я не лишу себя жизни, – спокойно ответил Шварц. – Нет. С тех пор, как я увидел красавчика, я решил, что не смею убивать себя, пока он жив. Но моя память неизбежно попытается разрушить воспоминание. Она будет перемалывать его, умалять, искажать, пока не приспособит к дальнейшему существованию, чтобы воспоминание перестало быть опасным. Уже через несколько недель я не смог бы рассказать вам то, что рассказал сегодня. Потому-то я и хотел, чтоб вы выслушали меня. В вас оно останется нетронутым, потому что оно не опасно для вас. А где-нибудь оно должно остаться, – сказал он вдруг с отчаянием, – в ком-нибудь! Таким, каким оно было! Пусть даже недолго!

Он вынул из кармана два паспорта и положил передо мной.

– Здесь и паспорт Элен. Билеты вы уже взяли. Теперь у вас есть и американская виза. На двоих.

Он слабо усмехнулся и замолчал.

Я, не отрываясь, смотрел на паспорта.

– Они в самом деле больше вам не нужны? – спросил я с усилием.

– Дайте мне взамен этих свой, – сказал он. – Он мне понадобится на один-два дня. Чтоб только добраться до границы.

Я посмотрел на него.

– В иностранном легионе, – пояснил он, – не спрашивают о паспортах, как вы знаете. Эмигрантов там принимают. И пока еще есть на свете такие люди, как тот красавчик нацист, было бы преступлением самому лишать себя жизни, которую можно отдать борьбе против этих варваров.

Я вынул из кармана свой паспорт и отдал ему.

– Спасибо, – сказал я. – От всего сердца спасибо, господин Шварц.

– Там есть еще немного денег. А мне их нужно совсем мало. – Шварц взглянул на часы. – Хотите еще немного помочь мне? Ее выносят через полчаса. Пойдемте со мной?

– Да.

Шварц расплатился.

Мы вышли в шумное утро.

На поверхности Тахо лежал корабль, белый и тревожный.

Я стоял в комнате возле Шварца. На стенах висели еще разбитые зеркала. Осколков уже не было, остались одни пустые рамы.

– Может быть, мне надо было остаться с нею в эту последнюю ночь? – спросил Шварц.

– Вы были с ней.

Женщина в гробу была похожа на всех усопших – то же бесконечно отсутствующее выражение лица. Ничто здесь более не занимало ее – ни Шварц, ни я, ни она сама. Нельзя было даже вообразить себе, как она выглядела на самом деле.

То, что лежало там, было статуей. И лишь один Шварц знал, какою она была тогда, когда еще дышала. Но Шварц думал, что это знаю теперь и я.

– У нее были еще… – сказал он, – там были…

Он достал из ящика стола несколько писем.

– Я их не читал, – сказал он. – Возьмите их.

Я взял письма и хотел положить их в гроб. Потом передумал. Мертвая наконец-то теперь принадлежала одному Шварцу. Так он думал. Письма другого не имели уже к ней никакого отношения.

Он не хотел похоронить их вместе с ней и в то же время не мог их уничтожить, ведь все-таки они были адресованы ей.

– Я возьму их, – сказал я и сунул письма в карман. – Они не имеют никакого значения. Меньше, чем разменная монета, на которую покупают тарелку супа.

– Костыли, – заметил он. – Я знаю. Она их однажды называла костылями, которые нужны были ей, чтобы снова быть верной мне. Вы понимаете? Это абсурд…

– Нет. Это не абсурд, – сказал я и добавил затем очень осторожно, со воем состраданием, на которое только был способен:

– Почему вы не оставите ее наконец, в покое? Она любила вас и оставалась с вами до тех пор, пока только могла.

Он кивнул. Он показался мне вдруг совершенно сломленным.

– Вот это я и хотел знать, – пробормотал он.

В комнате становилось жарко. Жужжали мухи. Погашенные свечи чадили. Там было солнце, здесь – мертвая. Шварц поймал мой взгляд.

– Мне помогла одна женщина, – сказал он. – В чужой стране все это гак сложно. Врач. Полиция. Ее увозили, а вчера вечером привезли опять. Ее обследовали. Насчет причины смерти. – Он беспомощно посмотрел на меня. – Ее… Она не вся здесь… Мне сказали, я не должен раскрывать ее…

Пришли носильщики. Гроб забили. Шварц еле держался на ногах.

– Я поеду с вами, – сказал я.

Это было недалеко. Утро сияло, дул ветер, проносились облака, словно стая овчарок гналась по небу за стадом овец.

Шварц – маленький и одинокий – стоял под огромным небом на кладбище.

– Хотите вернуться в свою квартиру? – спросил я.

– Нет.

У него уже был с собой чемодан.

– Знаете ли вы здесь кого-нибудь, кто может подправить паспорта? – спросил я.

– Грегориус. Он уже неделю здесь.