Ночь в номере 103

Отражение повернулось. С черным провалом улыбки на белом лице из зеркала выглянул череп, ощерились зубы. В пустых глазницах качались зажженные бумажные фонари. Мичи сделала шаг назад, но поскользнулась в тумане и упала, полетела во тьму. Зеркало обрушилось на нее. Глазницы поймали Мичи, вспыхнули фонари. Мичи забилась в бумажном плену, фонари летели в бездну пустых глаз. Огонек, колеблющийся над головой плененной Мичи, погас.

– Скоро час рассвета. – Рюу поднялся с пола.

Простор номера заполнили духи, сорвавшиеся с потолка. Корчащиеся, бесформенные тени окружили футон.

– Бережнее с ней. – Рюу раздвинул ставни, отошел к двери и щелкнул пальцами.

Сердце Мичи остановилось.

– Следите за телом. Не подпускайте никого.

5. Демоны живут напротив ворот храма

Солнце ленилось выйти из-за гор. В 103-й заглядывала луна, слегка завалившаяся на левый бок. Ночное светило походило на неполный бокал, из которого изливалась дымка. Резная линия леса сбрасывала холодный мрак, обретала лиловый оттенок. Клубы тумана выбирались из чаши луны, цеплялись за кроны деревьев и перила балкона, волочились по полу и сливались с волосами Мичи, окрашивая пряди в тускло-серый оттенок.

Отделение происходило медленно. Тело, не осознавшее переход, сопротивлялось, но Рюу четко озвучил распоряжение – и духи суетились, подгоняли тело, помогали забыть о привязанности и отпустить душу. Их уговоры походили на вой, неспящему гостю он вполне сошел бы за музыку ветра, перебирающего верхушки сосен. Тело Мичи. скорее всего, ощущало вой как вибрацию, душа металась как от грозовых раскатов, все еще плененная тьмой разрушенного сна. На Рюу завывания духов наводили тоску, он направился в гардеробную, к шкафу у стены, разделявшей 103-й и 14-й номера.

– Отодвинуть, – приказал он.

Мичи бы ни за что не догадалась, что ее номер на самом деле еще больше. Две темно-синих руки показались из стены и передвинули шкаф. За ним пряталась дверь с едва заметной замочной скважиной. Рюу извлек из кармана ключ, повернул три раза – и дверь открылась. Любопытствующий туман заглянул в темноту маленькой каморки.

– Кумико, – позвал Рюу, замерев на границе света и тьмы.

Комнатка ответила тишиной, Рюу терпеливо ждал, пока из темноты не донеслись шорох одежды и стон.

– Кумико, мы почти у цели.

Стон повторился. Звякнули струны, раздался глухой стук деревянного корпуса о пол. Туман тронул музыкальный инструмент, но его капельным пальцам не удалось извлечь ни звука. Тогда он переключился на человека, сидящего на подушке в комнатке на три татами. Толкнул в слабое плечо – иди, раз зовут.

Из комнатки, пошатываясь на нетвердых ногах, вышла старуха. Лохмы седых волос висели до пола, на кимоно, прежде отливавшем золотым и алым, зияли дыры. Подрагивал морщинистый нос, тяжелые, лишенные ресниц веки скрывали затянутые бельмами глаза. Скрюченные пальцы искали гриф бивы. Старуха играла всю ночь, играла одну из своих печальных песен спящей на футоне гостье отеля. Все, что она могла дать неожиданной соседке, – музыка, рассказывающая чуть больше тому, кто хочет услышать. Рюу сомневался, что Хирано Мичи хотела слышать, но был уверен, что могла бы.

– Рюу, – прошамкала старуха. – Я ждала. Ты нашел мне компанию, я так благодарна. Она хорошая, шумная, полная жизни. Я играла ей.

Рюу прижал старуху к груди.

– Ты пришел, чтобы попрощаться? Ты будешь по мне скучать?

Пальцы ощупывали лицо Рюу. Покрытые пятнами и неровностями морщин, они не утратили чувствительности, передавали ее тревогу и узнавали его суровое решение. Старуха отстранилась, Рюу подался вперед, вдыхая пыльный аромат волос.

– Я все подготовил, Кумико. – Рюу вернул пальцы незрячей на свое лицо. Пусть поймет, что он готов. – Я не просто тебе компанию привел. Там, в номере, тело девушки.

Старуха, которую Рюу с необычайной нежностью называл Кумико, ахнула.

– Госпожа согласится, непременно согласится. Мы получим свободу. – Рюу целовал сморщенные руки.

– Нет, Рюу, – запротестовала Кумико. – Она назначит цену. Опять. Ты не сможешь расплатиться.

– Я отдам ей и старую каргу, если понадобится, – Рюу повысил голос и тут же забормотал, ощутив, как вздрогнула Кумико: – Прости, прости, я не хотел. Я говорю о том, что ты снова станешь собой.

Кумико заплакала. Глухие стенания сотрясали немощное тело. Рюу вцепился в волосы на макушке, скользнул ладонью по лицу, сминая лоб, нос и подводившие его губы в кулак.

Молочный туман проник в глаза Кумико и вытеснил былой цвет, оставив тонкий зеленый серп на дне. Теперь они напоминали неполную луну, зависшую в предрассветном небе. Или воды в купелях рёкана: густой пар и еле заметная вода. Или далекие фонари, забывшие, что их удел – светить, уставшие от своего предназначения. Блеклые глаза не видели Рюу, но он знал, что Кумико помнит его черты. Он стоял рядом, такой же, как и прежде, но сама Кумико давно изменилась. И все же он приходил каждый вечер, ласково звал по имени и видел ее прежнюю.

– Мне жаль. – Голос Кумико тоже изменился. Скрежещущий, он с трудом пробивался сквозь годы, сжимающие горло.