«Не торопись, – сказал я. – Возьми еще, проглоти немного, потом еще. Немножко подожди».
И он еще попробовал, и еще. Немного погодя он сказал:
«У меня слегка кружится голова. Но ощущение довольно приятное. Действительно…»
Он съел еще одну, с внезапно проснувшимся энтузиазмом, потом еще одну.
«Шипучка, ты был прав, – сказал он через какое-то время. – Есть в них нечто особенное. Такое теплое ощущение…»
«Да», – ответил я.
«И это головокружение – не совсем головокружение. Приятное ощущение».
«Съешь еще. Съешь больше, – посоветовал я ему. – Ешь, сколько пожелаешь».
Вскоре его слова стало трудно понимать, так что мне пришлось соскользнуть с дерева на землю, чтобы расслышать все, что он говорил, когда я начал спрашивать:
«Ты был с Графом, когда он искал себе новые могилы, правда?»
– …Вот так я узнал их местонахождение и что он собирался переехать в одну из них вчера ночью, – закончил он свой рассказ.
– Хорошая работа, – сказал я. – Хорошая работа.
– Надеюсь, когда он проснулся, он не чувствовал себя так, как я в то утро. Я там не остался, я понимаю, что видеть змей в таком состоянии плохо. По крайней мере, так говорит Растов. Что до меня, то я-то видел людей в тот последний раз, всех этих проезжих цыган. И тебя, разумеется.
– Сколько существует могил, не считая склепа?
– Две, – ответил он. – Одна к юго-западу, вторая – к юго-востоку.
– Я хочу их видеть.
– Я тебя отведу. Та, что на юго-западе, ближе. Давай сперва пойдем туда.
Мы двинулись в путь, пересекая тот участок местности, где я прежде не бывал. В конце мы пришли к маленькому кладбищу, окруженному ржавой железной оградой. Калитка оказалась незапертой, и я распахнул ее плечом.
– Сюда, – сказал Шипучка, и я последовал за ним.
Он привел меня к небольшому мавзолею рядом с голой ивой.
– Внутри, – сказал он. – Усыпальница справа открыта. Там стоит новый гроб.
– Граф там?
– Не должен бы. Игла говорил, он будет спать в другом.
Я все же вошел туда и толкал лапой крышку, пока не нашел способа открыть ее. Тогда она довольно легко поднялась. Гроб был пуст, если не считать горсти-другой грязи на дне.
– Выглядит настоящим, – сказал я. – Теперь веди меня ко второму.
Идти туда оказалось гораздо дольше, и по дороге я спросил:
– Игла не говорил тебе, когда устроены эти могилы?
– Несколько недель назад, – ответил он.
– До новолуния?
– Да. Он очень настаивал на этом.
– Это портит мою схему, – сказал я, – а ведь все, казалось, так хорошо укладывается в нее.
– Извини.
– Ты уверен, что он сказал именно так?
– Совершенно.
– Проклятье.
В небе ярко сияло солнце, хотя там и сям виднелись облака – и, разумеется, дальше к югу, над домом Доброго Доктора, они собрались целой грудой. Северный ветер принес холодную струю. Мы двигались без дороги, по осенним краскам – коричневым, красным, желтым, – и почва была сырой, хоть и не пропитанной еще водой, как губка. Я вдыхал запахи леса и земли. Из одной трубы вдалеке вился дымок, и я думал о Древних Богах и спрашивал себя, как может все измениться, если откроется путь к их возвращению. Мир может быть хорошим местом или плохим и без сверхъестественного вмешательства; мы выработали свои собственные способы действий, определили для себя добро и зло. Некоторые боги хороши для достижения отдельных идеалов, а не для осуществления реальных целей, здесь и сейчас. Что же касается Древних, то я не видел выгоды поддерживать отношения с теми, кто совершенно трансцендентален. Мне нравится абстрактно рассматривать все эти вещи, в платонических сферах, а не быть вынужденным заниматься их физическими проявлениями… Я вдыхал запахи горящих дров, глины, упавших с дерева гниющих яблок, возможно, все еще покрытых утренней изморозью в тени фруктовых садов, видел высоко летящий, перекликающийся клин, направляющийся к югу. Я слышал, как крот роет землю под моими ногами…
– Растов так и пьет каждый день? – спросил я.
– Нет, – ответил Шипучка. – Он начал только накануне новолуния.
– К нему приезжала Линда Эндерби?
– Да. Они долго беседовали о поэзии и о ком-то по имени Пушкин.
– Ты не знаешь, она видела Альхазредову Икону?
– Так тебе известно, что она у нас… Нет, пьяный или трезвый, он никому бы ее не показал до того времени, как в ней возникнет нужда.
– Когда я сегодня искал тебя, я видел у него в руках нечто напоминающее икону. Она из дерева, примерно высотой в три дюйма и длиной в девять?
– Да, он достал ее сегодня из тайника. Всякий раз, впадая в особенно глубокую депрессию, он говорит, что она придает ему бодрости, чтобы «отправиться на берега Гали и поразмышлять над законами разрушения», а затем обдумать, как ему все это использовать.
– Это можно понять почти как заявление Закрывающего, – заметил я.
– Иногда я думаю, Нюх, что ты – Закрывающий.
Наши взгляды встретились, и я остановился. В некоторых случаях приходится рисковать.
– Это правда, – сказал я.
– Черт побери! Значит, мы не одни!
– Давай оставим эту тему, – сказал я. – Даже не будем больше говорить об этом.
– Но ты можешь хотя бы сказать мне, знаешь ли ты о ком-нибудь из остальных.
– Не знаю, – ответил я.