— Как бы то ни было, думаю, только от нас двоих зависит, получим ли мы удовольствие от этого путешествия. Даже если нас обоих привели сюда не идеальные обстоятельства.
— В самую точку, — отозвалась Эмми. — Это путешествие всей жизни. Давайте на время забудем о прошлом и возьмем от настоящего все, что можно.
И пока поезд двигался через Уилд, где цветы еще только распускались, а маленькие ягнята резвились на полях, Арчи и Эмми чокнулись бокалами над столом.
Глава десятая
Пока состав пересекал Сад Англии[12]
, направляясь к восточному побережью, Имоджен сидела в вагоне «Зена», словно окутанная сиянием деревянных инкрустаций-маркетри в стиле ар-деко. Прибор напротив нее деликатно убрали, но, по правде говоря, ей нравилось ехать без попутчиков. Имоджен привыкла путешествовать по делам и довела до совершенства искусство трапезничать в одиночестве, нисколько при этом не смущаясь.За бранчем она достала айпад, потому что очень хотела перечитать сообщение, пришедшее по электронной почте как раз перед тем, как она рухнула в постель накануне вечером.
Еще никогда в жизни Имоджен не принимала столь серьезного решения. Казалось, она стоит над пропастью. Она сделала глоток «Беллини», чтобы успокоить нервы, и сказала себе, что поступает правильно. Нью-Йорк ей не в новинку. Они с Аделью летали туда раз в два года. И Кейти Сейбол и Джина Остермейер были им почти как родные. Они примут ее и позаботятся о ней в свойственной им неподражаемой манере: ее будут всячески опекать и гордо демонстрировать, и не пройдет двух недель, как она почувствует себя уроженкой Нью-Йорка. Имоджен представила себя в апартаментах на Манхэттене, представила, как останавливает желтое такси, забирает свой ужин в гурмэ-магазине «Дин и Делука», уезжает на выходные с друзьями в Хэмптон, одета в расчете на успех, маникюр и укладка, высокие каблуки…
Какой бы возбуждающей ни была эта картина, она ее пугала. Имоджен всю жизнь прожила в Шеллоуфорде. Рядом с ней всегда находилась бабушка. Что, конечно же, было смешно. Уже давно пора самой делать карьеру. Нет, нельзя сказать, что она находилась в тени Адели или не могла принимать без нее решения, но Имоджен отдавала себе отчет в том, что, возможно, бабушка оказывала на нее слишком большое влияние, даже если и неосознанно для обеих сторон.
Имоджен никогда не сомневалась, что в профессиональном отношении пойдет по стопам бабушки. Она поняла это с самого начала. Она, в сущности, еще ребенком переселилась в Бридж-Хаус к деду и бабушке, потому что ее родители часто работали за границей. Она ходила с Аделью на распродажи картин, аукционы, в общественные галереи, на частные просмотры. Ходила к реставраторам картин и к изготовителям рам и училась, как вернуть картину к жизни из небытия. В восемнадцать лет она настаивала, что не хочет поступать в университет. Имоджен хотела работать в галерее. Но Адель проявила равную настойчивость и убедила внучку, что поучиться и приобрести некоторый опыт ей следует.
— Если ты сразу же начнешь работать со мной, твой мир останется слишком узким. Я хочу, чтобы ты провела какое-то время с людьми твоего возраста, попробовала независимости. Расширила свой кругозор. Мир искусства очень мал и замкнут, и если ты хочешь добиться в нем успеха, тебе нужно развить и другие навыки. Тебе требуется влияние и других людей, а не только мое. Тебе нужно задать себе и другим людям разные вопросы.
Поэтому Имоджен послушно уехала изучать изобразительное искусство. А на следующий день после выпуска явилась в бабушкину галерею в Шеллоуфорде.
— Ты от меня так легко не избавишься. Я хочу, чтобы галерея перешла ко мне, когда ты отойдешь от дел, — сказала она Адели. — Поэтому я вполне могу начать сейчас.
Адель уступила неохотно.