Ночь внутри

Михаил смотрел на нас, и лицо его ничего не выражало. Он не произнес ни слова, просто напялил на голову шапочку с козырьком, свернул козырек на затылок и пошел от нас прочь. Я слушала его шаги по лестнице с тоской и ненавистью, пока они не затихли за дверью парадной, потом втолкнула дочь в прихожую и там избила отчаянно и жестоко, как не била никогда раньше. Мне казалось: лопнул силок, где уже задыхалась добыча, напрасен был лукавый труд, теперь нужна новая сеть, новое время - успею ли?..

Но через три дня Михаил снова позвонил в нашу дверь. В руках он держал букет роз и большеголовую стеклянную стрекозу изумительной работы. Тогда я поверила: нет силы, способной помешать мне, и судьба, испытывавшая меня восемнадцать лет, подарит скоро радость возмездия, оплатит предъявленный счет...

Как-то на улице меня подкараулил Петр. Он тряс в воздухе костылем и требовал, чтобы я прекратила случать сестру с братом, грозился сжить, удавить, размазать... "Родня двоюродная, - смеялась я, - греха нет. И порода в такой вязке вернее сохранится!" - "Тварь позорная!" - "А ты его сам отговори. Расскажи, как меня отцовской бедой в постель загнал, как потом языком пакостничал, как от родной дочери откупался - Мишка, глядишь, и отступится!" - "Гадюка!" - шипел Петр, и изо рта его летела желтая слюна. "Верно говорю: отступится. Только прежде тебе глотку вырвет!" - Плюнула ему под ноги и пошла дальше. После ловила по городу слухи, как беснуется дома Петр, как впустую собачится с племянником, черня Риту, как затыкает ему племянник пасть, и ликовала, чувствуя скорую развязку.

В сентябре, перед отъездом Михаила в Ленинград, когда все мы сидели за столом, и Рита угощала гостя кофе с пряниками, когда он должен был чувствовать смятение (если не страх) перед судьбой незавершенного дела, остающегося без присмотра, я сказала, стараясь наполнить голос чем-то вроде материнской благодарности, что знаю о его домашних размолвках и рада видеть в нем твердость духа, потому что такому человеку я могу смело передать свою дочь - он сумеет защитить ее от любого обидчика. И еще я сказала, что чувствую в нем характер, который не позволит ему отступиться от намерений и остановиться у преграды, за которой уже видна цель, а это - первейшее качество из всех, какие женщине приятно видеть в мужчине... И тут я испугалась, потому что он молчал, не поднимая глаз от чашки, и мне показалось, что он понимает меня не настолько, насколько я этого желаю, а до последнего, злого, мутного дна. Но через миг он поднял глаза и сказал: "Когда мы с Ритой будем жить в Ленинграде, вы сможете навещать ее когда пожелаете", - и я поняла, что он вообще меня не слушал.

Я не знала точно, что произойдет, но чувствовала: что-то случится непременно - Петр не оставит упрямой мысли расстроить свадьбу, слишком сильна наша взаимная ненависть, а Михаил не отступится от Риты, пока страсть держит на привязи его разум. В положении нет равновесия, оно не устоит долго - маятник не может застыть отклоненным от вертикали. И я еще сильнее раскачивала маятник: при встрече сама задиралась к Петру, жалила его злым словом, так что однажды, после перебранки, Петр прямо на улице кинулся на меня с кулаками. Он сбил меня с ног и оттаскал за волосы на виду у прохожих. Теперь я хотела одного: чтобы Рита скорее каким-нибудь образом сообщила Михаилу об этом мамаевом побоище. Но я даже не успела нужным образом наставить дочь, как на второй день после драки тело Петра выловили из Ивницы.

Я не могла этого постигнуть. Весь город твердил: несчастный случай. Петр упал с железнодорожного моста, когда шел утром на работу, с ним вместе упала доска, перекинутая над разобранным пролетом - с ними рухнула моя вера в справедливость. В моем представлении о возмездии не было места для случайности! Нет, случайность меня никак не устраивала! Воздающей десницей должна быть я - это мое право решать судьбу должника, и никакая в мире сила не смеет отнимать у меня это право!.. Я не могла поверить в случайность такой оборот дела стал бы насмешкой над моей жизнью, сложенной из упорных трудов мести. Но Михаил - мой джокер - был тогда в Ленинграде. И вдруг молния: а был ли он в Ленинграде?! Никогда прежде я так не ждала встречи с ним - только Михаил мог открыть мне: насмешку или долгожданную награду вынесла к берегу Ивница в километре ниже железнодорожного моста по течению.