— Это ты любишь, — заметила Галя, — в воздух палить.
— …Это было ужасно, — не обратив внимания на реплику, продолжил Шилов, — я никак не хотел поверить в то, что я заблудился в трех соснах, где-то рядом была моя деревня, но выйти к ней я не мог, меня, что называется, леший водил. Я пытался рассуждать здраво, выходило, что я должен вернуться назад, но ночь уже полностью вступила в свои права и лес позади пугал меня своим мраком и неизвестностью больше, чем незнакомое поле впереди. Так я стоял, не решаясь сделать решающий шаг. Больше всего меня убивало то, что, уходя, я, оставил на столе и выпивку, и закуску нетронутой. Вдруг я увидел свет в снежной бесконечности поля, и не раздумывая более, побежал вперед. Я сразу понял, что это охотники, промышляющие зайца на машине. Я кричал, свистел и даже выстрелил, но свет стал быстро удаляться, а вскоре и совсем исчез. Я слишком поздно понял свою ошибку, не надо было раньше времени обнаруживать себя, я их просто-напросто спугнул, потому что охота на машине запрещена правилами охоты, они браконьерствовали и испугались меня, приняли за егеря. Теперь уж я был совершенно один в поле и, конечно, воин из меня был никудышный. Снег продолжал валить с небес, делая из меня снежную бабу, вернее деда и пошел я ветром гонимый, уповая только на свое везение. Благо не было мороза. Я шел, тихо матерясь и думая о своем домике, о водочке и о чайной колбасе, которую намеревался, не буде дичи, изжарить в печи, и слюни текли у меня, и слезы одновременно. Вот где трагедия, а вы говорите Шекспир…
— …А у меня спиннинг «Шекспир», — обрадовано сообщил Костин.
— …К спиннингу у меня нет претензий, — сказал Шилов.
— Короче говоря, шел я, шел, в карьер в какой-то попал, откуда в поле карьер? Но я в него попал, еле выбрался. Когда выбрался, увидел свет фонарного столба, я так предположил, разглядеть, как следует, сквозь снежную пелену было трудно, но казалось, не очень далеко, и я пошел на свет. Не знаю, сколько я прошел, километров десять, не меньше, но вышел к какому-то дачному проселку из нескольких домов, в одном из которых светились окна. Изнемогая от усталости, Шилов подошел к забору-штакетнику, повесил на доску свое ружье и крикнул хозяина. Дачный домик был видимо, недавно выстроен, на окнах не было штор и Шилов, ясно видел хозяев — мужчину и женщину. Отдышавшись, Шилов крикнул:
— Хозяин, хозяин. На крик почему-то вышла женщина. Испуганно вглядываясь в Шилова, она отозвалась:
— Чего вам надо?
— Я заблудился, — крикнул Шилов.
— Откуда вы? — спросила женщина.
— Из «Серебряково», у меня там дача.
— Не слыхала про такую деревню, — сказала женщина и взялась за дверь, собираясь скрыться в доме.
— Подождите, — крикнул Шилов, — мужа позовите, пожалуйста.
— Зачем? — подозрительно спросила хозяйка.
— Может он знает дорогу.
— Не знает, — категорично сказала хозяйка и закрыла за собой дверь.
Шилов потоптался на месте. Идти все равно было некуда. Он повесил на плечо ружье, тоскливо посмотрел в ярко освещенные окна, — мужчина и женщина сидели за столом друг против друга и старательно не глядели в сторону Шилова. Вдруг рассвирепев, Шилов набрал в легкие воздух и рявкнул, что было силы:
— Хозяин. На этот раз они вышли оба и остановились на крыльце, решительные и готовые к отпору.
— Я заблудился, — повторил Шилов, — как мне в «Серебряково» попасть?
— Не слыхали мы про такую деревню, — сказал мужчина, — мы городские, дачники. Вон там, внизу, местный мужик живет, пойдите к нему, он наверняка знает.
Шилов оглянулся в указанном направлении, но в снежной круговерти ничего не увидел, да и сама мысль уйти от живых людей показалась ему противоестественной. Шилов сказал, указывая на стоящий во дворе автомобиль.
— Отвезите меня в «Серебряково», я заплачу.
— Мужчина помялся, поглядывая на жену, затем сказал:
— Да я и аккумулятор снял уже.
А женщина добавила:
— Товарищ, поймите нас правильно, боимся мы и денег ваших не надо, не поедет он никуда.
— Пятьдесят рублей, — сказал Шилов, и наступила тишина, затем мужчина нерешительно произнес:
— Надо выручать человека, а? Фомича возьму с собой, а?
— А черт с тобой, — в сердцах сказала женщина, — свернет он шею по дороге, домой не возвращайся.
Вошла в дом, хлопнув дверью.