Марат проводил их до околицы, подождал, пока фигуры скроются в лесу, затем вернулся в дом. День уже перевалил за середину, и, поскольку день был зимний, то все это смахивало на сумерки. Марат поставил ружье у изголовья дивана и лег. Лежал долго, прислушиваясь к звукам извне: в доме было тепло, но он помнил, что надо идти за дровами и ближе к ночи протопить печку на тот случай, если они сегодня не вернутся, мало ли, что может случиться, пропадут, как Вероника. При этой мысли он заворочался, встал, посмотрел во все окна и снова лег. Он силой удерживал себя в этом положении, единственное, что ему оставалось — это находиться в доме и ждать. Но смириться с пропажей девушки он не мог. Подозрения по поводу Костина возникали так же быстро, как и исчезали, его можно было обвинить лишь в том, что он чужой. А этого все же было недостаточно для того, чтобы удерживать человека. Марат закрыл глаза и открыл внутренние веки; за прошедшее время тот мир не изменился, он нашел себя там же, где и оставил, на балконе целующим Веронику. Отрываясь от ее губ, он пытался уверить себя в том, что это правда, не сон. В сотне метрах от здания гостиницы с шипящим грохотом обрушивались на берег волны, неистовый ветер опрокидывал, и перекатывал пластмассовые столы и стулья летнего ресторана, на молу, на столбах раскачивались тяжелые бронзовые фонари, на небе в рванине облаков иногда появлялся мертвенно-бледный свет луны, скрывающейся высоко в небе. Марат увлек девушку в комнату и задвинул стеклянную стену-дверь, утихомирив этим буйство стихии. Звуки стали глуше, придав ночи особенное очарование.
— Включить телевизор, — предложил Марат?
— Не надо, ты лучше телевизора, — сказала Вероника.
— Какую-нибудь музыку в телевизоре?
— Ты лучше музыки.
Марат положил руку на ее талию, притянул к себе девушку и, целуя, опустил руку ниже, на ягодицы, сминая, поднимая вверх бархатное платье. Вероника с коротким стоном отстранилась и слабым голосом сказала:
— Умоляю, не делай из меня свинью, я трачу здесь его деньги.
Она натянула платье, села в кресло, плотно сжав колени.
— Я могу выслать ему деньги, — хриплым голосом предложил Марат.
— Это злая шутка, — сказала Вероника.
— Прости.
— Давай лучше поговорим.
— Да, конечно, о чем?
— Все равно.
— Вина?
— Нет.
— А я?
— А ты делай, что хочешь, только до меня не дотрагивайся.
Марат открыл бар-холодильник, достал из него бутылку «Хеннесси», налил себе в стакан.
— Ты держишь «Хеннесси» в холодильнике, — улыбнулась Вероника, — на западе греют бокал в руке.
— Но мы же на юге, жарко, — пояснил Марат, — во-первых, во-вторых, наперстков у меня нет, а если бы и были, все равно бы я пил из стакана, надо поддерживать реноме русской души.
— Извини, а ты кто по национальности?
— Русский, а что?
— Не верю.
— Ну ладно, не русский, хазар я, тот самый неразумный.
— Хазары давно исчезли, — недоверчиво сказала Вероника.
— Не все, — совершенно серьезно заметил Марат, — я последний. Павича читала? Так вот, я из тех, кто затерялся в чужих снах, до сих пор блуждаю.
— Что же ты ищешь в чужих снах?
— То же, что и все, — любовь.
— Любовь надо искать наяву, а не во сне, — заявила Вероника, — или ты специально усложняешь себе задачу; не сложится, всегда можно будет сослаться на трудности.
— Видимо, — согласился Марат, — от этого вероятно и все мои неудачи в семейной жизни, но науке известно также, что, любовь не ищут, она должна нечаянно нагрянуть.
Вероника засмеялась и откинулась на спинку дивана: ее высокая грудь ровно поднималась и опускалась в такт дыханию, полуоткрытый рот являл ровные влажные зубы. Заметив взгляд Марата, она сжала губы, но он все равно сказал:
— Ваша грудь меня чрезвычайно нервирует.
— Мы кажется опять на вы, — заметила Вероника.
— Нет, дорогая, мы на ты, но когда я заговорил о таком возвышенном предмете, как женская грудь, я невольно перешел на вы.
Вероника смущенно кашлянула и задала вопрос, уводящий по ее мнению от скользкой темы:
— Что еще говорит наука?
Марат сделал глоток коньяка и грустно сказал:
— Это, смотря, какая наука, и смотря о чем.
— Ну, к примеру, дао, о жизни, например, или смерти.
— Дао, это не наука, это образ жизни, философия.
Налил себе еще коньяку и подошел к стеклянной стене, отодвинул портьеру, долго вглядывался в темноту, сказал, обращаясь к девушке:
— Там шторм.
— С этим трудно спорить, — с улыбкой ответила Веронику.
— Касательно жизни и смерти в дао приводится следующий пример: если спустить воду из пруда, то рыбы собьются в кучу, и будут увлажнять друг друга, проявляя заботу, но если их выпустить в воду, они забудут друг о друге и поплывут в разные стороны.
— И что это значит?
— Сия аллегория — означает земную жизнь, где люди заботятся о близких, и потусторонний мир, который также естественен для человека, как вода для рыб. Кстати говоря, ты спрашивала, что говорит дао о любви? Дао много хорошего говорит о сексе, о том, что он продлевает жизнь…
— Ты специально сейчас об этом заговорил? — спросила Веронику. — К ночи приберег.