Ночь Волка

— Останешься, довольна, единственное условие ненормированный рабочий день, начинаешь день со мной и заканчиваешь, ну, и, естественно язык за зубами.

— Ну, в принципе я согласна, — сказала Оля.

— Отлично, детали обсудим завтра.

Урусов поднялся, надел пальто.

— Я завтра за тобой заеду, в девять. Поедем в офис. Договорились?

Оля вытянулась во фрунт и отдала честь (в смысле приложила ладонь к виску).

— Слушаюсь, господин директор.

Урусов усмехнулся и ушел.

Вернувшись, домой, он вымыл руки, съел ужин, оставленный женой на столе под салфеткой — холодные котлеты с гарниром из тушеной капусты, почистил зубы, разделся, лег в постель, овладел сонной женой и заснул.

Было три часа ночи.

В девять утра он жал кнопку звонка своей новой знакомой. Дверь долго не открывали, затем за ней послышалось какое-то движение, щелкнул английский замок, и он увидел заспанное лицо девушки.

— В чем дело, вам чего?

— Ты, что, подруга, — возмущенно сказал Урусов, — еще не готова?

— Ой, я забыла, о Боже, сейчас я оденусь.

На ней была просвечивающаяся ночная сорочка, под которой угадывалось голое тело.

— Заходите, я быстро.

Урусов вошел в комнату вслед за ней. Оля вернулась к раскинутому диванчику, к смятым простыням, села, сказав: "Сейчас я только соображу, что одеть". После этого она рухнула набок, точно головой в подушку, подобрала ноги и потянула на себя одеяло. Оценив ситуацию, Урусов подошел к телефонному аппарату, набрал номер и, дождавшись ответа, сказал: " Мераб, начинай разгрузку вагона, я немного задержусь, деньги у меня, не волнуйся". После этого он снял пальто и подсел к спящей. Она лежала на правом боку, немного вывернув наружу локоть. Сквозь разверстую подмышку была видна голая грудь. Урусов повел туда ладонь. Оля, поежилась, жалобно произнесла: "руки холодные".

Урусов отправился в ванную, открыл горячую воду, погрел руки. После этого он вернулся к девушке и вновь дотронулся до ее груди. Звук, который издала Оля, нельзя было расценить, как недовольство, скорее, как вопрос; пальцы Урусова под рубашкой перебрались на спину; начав с поглаживания, принялись легонько массировать лопатки. Девушка блаженно застонала, тогда Урусов быстро разделся и лег рядом. Оказавшись за ее спиной, задрал рубашку, с наслаждением прижался холодной плотью к ее горячим ягодицам, левой ладонью захватил шелковистые на ощупь груди, а языком дотронулся до покрытого пушком затылка. В течение короткого времени он распалял себя, таким образом, затем левой рукой ухватил левую же ногу под коленом, приподнял, облегчая движение к началу и колотящимся от волнения сердцем, вошел в жаркое лоно. Оля не издала ни малейшего звука, но изогнулась, подобралась, увеличив угол между телами. Урусов легонько приподнял ее, просунув в правую подмышку свободную руку, и теперь двигался, как наездник, держа ее груди, как вожжи двумя руками. Девушка начала стонать, жалобно и безнадежно; по мере того, как усиливались звуки ее голоса, Урусов двигался все быстрее, исступленно, чувствуя, как выступают на лбу капельки пота, как атласные груди девушки покрываются влагой, и когда она закричала, он извергся, не выдержав именно этого крика; содрогаясь в конвульсиях, пытаясь достать в ее теле невозможных глубин, он отпустил ее груди, взял ее за бедра, с силой прижал к себе и остановился.

В офисе они оказались после одиннадцати, если можно назвать офисом большую грязную комнату с обшарпанными стенами, с изрезанными столами, на одном из которых стояла пишущая машинка «Ятрань» с большой кареткой. Увидев все это, Оля почувствовала некоторое разочарование. В комнате находились три женщины, одна из которых, очень высокая, выглядела лет на двадцать пять, вторая, самая миловидная из всех — на тридцать, а третья, очень некрасивая с большим изогнутым на манер лыжного трамплина носом — на все сорок; и один пожилой, но очень энергичный мужчина, который нервно мерил комнату шагами. Увидев Урусова, он воскликнул:

— Ну, где ты, друг, ходишь, деньги же людям надо отдать.

Говорил он с таким сильным акцентом, что не было никакого сомнения в том, что он грузин.

— Все нормально, Мераб, деньги у меня с собой. Извини, что задержался, вот девушку на работу принимал.

Слова эти почему-то прозвучали настолько двусмысленно, что в комнате возникло ощущение неловкости, словно была произнесена явная непристойность. На всех трех женских лицах появилась абсолютно одинаковая улыбка. Мераб хмыкнул. Лишь Оля осталась невозмутимой. Желая скрыть смущение, Урусов бросил на стол перед миловидной женщиной полиэтиленовый пакет, который он держал в руках, и сказал:

— Марина, рассчитайся с Мерабом.

— Сам скинул с себя пальто и скомандовал Ольге:

— Раздевайся и чаю мне сделай.

И обращаясь к присутствующим, добавил:

— Это мой секретарь-референт, её зовут Ольга.

Затем он представил присутствующих Ольге.

— Мераб, мой партнер по бизнесу, привозит из Грузии приправы, мы здесь фасуем, и продаем.

— Привет милая, — сказал Мераб.