Странно, но Арис действительно успокоилась и чувствовала себя вполне комфортно, обедая с Тайрой, Мадруком и их сыном и наблюдая за их повседневным общением. Видимо, защита действовала, даже если Тайра и пыталась что-то делать, это больше не задевало Арис. Но в то же время она недоумевала: зачем Мадрук и Тайра пригласили ее на этот обед? Чтобы показать, что ее любовь — иллюзия, а это — реальность, в которой ей нет места? И самый главный вопрос: готова ли она смириться с этим и принять то, что она может остаться лишь звездой, иногда озаряющей своим светом серую упорядоченную монотонность их будней? И сможет ли она принять, что Мадрук не готов, да и не хочет ничего менять? Может, даже и не думает о том, чтобы что-то менять.
Все эти мысли со всей своей беспощадностью обрушились на Арис вновь, когда она наконец-то вернулась в свою комнату. Она разрыдалась, чувствуя, как напряжение этих часов измотало ее. Вспомнились слова Хортицы о том, что она всегда может уйти из ситуации, если почувствует, что она невыносима. Да, она может прямо сейчас уехать и спрятаться в храме, или вообще уйти в горы, в пещеру, и никогда больше не видеть Мадрука, не встречать Тайру, не чувствовать себя виноватой перед их сыном.
Она попыталась представить себе, как это — отказаться от своей любви, больше никогда не видеть Мадрука, не иметь даже возможности прикоснуться к нему, не услышать его поддразниваний. Перспектива была настолько ошеломляющей, что Арис ощутила невыносимую сердечную боль. На какое-то мгновение ей даже показалось, что ее сердце остановилось и она перестала дышать. Арис рухнула на пол почти без чувств, стараясь вздохнуть и разогнуться. Как жрица, она понимала, что мир дал ей эту любовь, чтобы она научилась любви без ожиданий, без надежд, но как простая смертная женщина, она хотела быть рядом с мужчиной, которого любит, и мысль о том, что это невозможно, убивала ее.
Арис видела, что это только ее выбор — остаться в этой любви и принять реальность такой, какая она есть, или убежать. Она злилась на себя и на Мадрука за то, что он настоял на этом обеде, столкнув ее с реальностью, не оставив ей даже маленького шанса на что-то иное. Умом она пыталась себя убедить, что нет никакой надежды, но сердце отказывалось это принять. Сердце продолжало верить в чудо: вдруг Мадрук однажды поймет, что, отказываясь от любви, он отказывается от жизни? Измученная этой борьбой, свернувшись калачиком и обхватив себя руками, Арис уснула.
Она проснулась от того, что Мадрук целовал ее заплаканное лицо. За окном было темно.
— Ты злишься на меня, — констатировал он. — И ты плакала.
— Да, я злюсь! — согласилась Арис. — И да, я плакала.
— Это была моя идея пригласить тебя на обед. Ты знаешь зачем?
— Чтобы я увидела, что у меня нет никакой надежды быть с тобой?
— Нет, чтобы ты увидела мою реальность и поняла мой выбор.
— А у тебя есть выбор? — с горечью спросила она.
— Да, у меня есть выбор, и я долго размышлял о том, что я выбираю: любовь к тебе и жизнь с тобой или любовь к моему сыну и мои обязательства по отношению к стране и мои обещания Тайре. Наверное, проблема в том, что я не уверен, понимаю ли, что такое любовь. Это что-то слишком иллюзорное, то, что может исчезнуть так же внезапно, как появилось. А ребенок — это реальное, и от меня сейчас зависит его будущее.
— Но ты не можешь жертвовать своим настоящим ради его будущего! — почти взмолилась Арис, встав в кровати на колени напротив него. — Когда ты отказываешься от себя, когда ты отказываешься от любви, ты отказываешься от своей жизни и от решения своих задач. Ставя ребенка на первое место, ты словно передаешь ему решение своих проблем, ответственность за свою жизнь, а для него это слишком много, ему не справиться с этим. И вместо того чтобы сделать его счастливым, ты делаешь его несчастным. Ребенок не может прожить твою жизнь за тебя, это твоя ответственность перед самим собой, и в этом ты обретешь силы, но ребенок не может и отказаться от этого, он вынужден жертвовать собой ради тебя. Даже в любви есть приоритеты: на первом месте — ты сам, твоя реализация, твоя миссия, твое творчество, на втором месте — твоя женщина, твоя любовь, и только на третьем месте — твой ребенок и потом — твои родители.
— Я не свободен выбирать то, что мне делать! Я обязан заботиться о сыне, я обязан заботиться о родителях, я обязан думать о своей стране.
— Это неправда, любой из нас свободен выбирать, как нам проживать жизнь. Когда мы перестаем спасать других за счет себя, когда мы уходим от постоянного «должен» и «обязан», когда мы перестаем предавать себя и отмахиваться от своих желаний, только тогда у нас появляются силы создавать ту реальность, которую хотим мы, и только тогда мы способны реализовать то, ради чего мы родились на этой земле. — Арис пыталась достучаться до сердца Мадрука. Но Мадрук, видимо, слушал уже не ее, а свое тело, которое диктовало ему совсем другие мысли. Он притянул Арис к себе и посадил себе на колени, гладя ее обнаженную грудь.