Ночь всех мертвецов

— Буддистские мандалы, по идее, должны открывать разум состоянию нирваны, — вставил Масахико. — Возможно, мандалы, абстрактное искусство, гарнитуры различных стилей — в разбавленном виде все они содержат то, о чем говорит Эт. Истинные визуальные сущности еще только предстоит увидеть, синтезировать, выявить.

— «Потерянные акры», — вспомнила Бекка. — Старое стихотворение, кажется, Роберта Грейвза. Вы что, в школе совсем ничему не учились?

— В основном играть в карты, — откликнулся Маркус, — и ездить на велосипеде без рук.

— Оно и видно. «Потерянные акры» про то, как из-за ошибок в картографии исчезают маленькие участки пейзажа. Я точно не помню как, но кусочки полей, дорог, живых изгородей, рощ сворачиваются и никогда не появляются на картах. На карте поселок А располагается рядом с городом В, а в жизни между ними помещается целая география.

— Скрытая реальность. На мой вкус, это немного отдает черной магией, — заметил Маркус.

— Как если бы эти сущности были потерянными землями разума... Высшее сознание их типа пропускает, не может зафиксировать и обработать. Они прячутся в норах, сворачивая вокруг себя визуальную «карту», сводят края щели, и картинка совпадает. Как слепое пятно в глазу, — продолжила свою мысль Бекка.

— Возможно, они все существуют в слепом пятне, — предположил Масахико. — Возможно, слепое пятно как раз и есть то самое место, часть глаза, которая регистрирует визуальные сущности, не замечаемые разумом.

— Вроде того, как живой мир включает в себя сложные хаотические формы: фрактальные частицы, множества Мандельброта, — которые так сложно определить, — добавил Этан.

— Может, сознание — это всего лишь фильтрующий механизм, чтобы мы могли вести повседневное существование и не слепнуть от непрерывного сияния Божественной славы... — проговорила Лука.

— Ну-ка, ну-ка, потише, ребята! — влез в ее рассуждения Маркус. — Жуткие вещи вы говорите, что-то я начинаю пугаться.

В ту ночь сгорел эллинг. Весь Девятнадцатый Дом и все их соседи по поселку высыпали на берег, пялились на пламя, передавая друг другу коктейли и бинокли.

— Натуральный чертов Апокалипсис, наверное, самый мощный пожар со времен гибели Испанской Армады, а я не знаю, куда задевалась моя камера! — в отчаянии кричала Лука. Кто-то вывозил котел с барбекю. На дороге выше Девятнадцатого Дома машины выстроились бесконечной вереницей.

— Так насчет нашей беседы сегодня днем, — тихонько говорил Этану Маркус. — Мне кажется, я знаю, как это можно сделать. Система распознавания отсеивает образы, устанавливает зоны, где содержатся эти подсознательные стимулирующие сущности, настраивает их на изоляцию обычных явлений, а программа обработки зрительного образа усиливает и расширяет их амплитуду. — Откровения Маркуса Этан слушал вполуха: по кругу передавали подносы с хот-догами и гамбургерами. Никки Ринг вынес усилитель. Теперь языки пламени поднимались в жаркое летнее небо на тридцать—сорок метров. Вот толпа зрителей дружно ахнула: газовый цилиндр со свистом взлетел в небо и, как ракета, унесся к звездам. Даже фейерверк в честь коронации выглядел менее впечатляюще.

— Полагают, что виноваты террористы, — сообщил Масахико, принимая подобие водочного коктейля от одной из комбисестер Этана. — Исламисты. Сионисты. Нищие из «третьего мира». Баски. Ирландцы.

На террасу вышла Бекка с камерой-палмкордером, которую она нашла под ворохом грязного белья Луки. Лука быстро чмокнула ее в щеку, с ликующим воплем перескочила через заборчик и побежала по пляжу в сторону полыхающих языков огня, прижимая к лицу видоискатель.

— Да, Этан Ринг, ты просто счастливый придурок! — проговорил Масахико, и в первый раз Этан Ринг принял, осознал, понял и оценил то, что существует между ним и Лукой. В тот момент ему хотелось просто стоять и смотреть, как она мечется в отсветах пламени, снимая горящую яхту стоимостью тринадцать миллионов экю, но в ухо ему по-прежнему зудел настойчивый шепот Маркуса.

— Подумай над этим, Эт. Только представь, сколько можно получить за графический образ, который творит все то же самое, что и наркотик, но только без побочных эффектов, без проблемы привыкания, без смерти от передозировки. Представь, сколько могут заплатить за шрифт, который заставляет повиноваться, что бы ни было написано в тексте.

— Маркус, это шутка, просто шутка, и все.

— Множество серьезных вещей сначала выглядели шуткой.

Это было прекрасно. Это было, как... Это было, как... Как...

— Тут ничего нет, — сказал Этан Ринг. Нечто выскользнуло из его поля зрения, как стеклянный угорь. — Я ничего не вижу.

Новый семестр в сумрачном городе. Те же лица, те же места, но повзрослевшие на год. Октябрь за окнами компьютерного кабинета. Масахико отложил ежевечернюю серию «Кибердевушек Киндзури». Служитель, заглянув к ним в последний раз, произнес ритуальное распоряжение тушить свет (но больше ничего) и оставил комнату с гудящими мониторами троим пионерам и штукой, которую обнаружил Маркус.

— Ты и не можешь ничего увидеть, — заметила Лука Касиприадин.