Ночь живых мертвецов. Нелюди. Бедствие

Бывший заложник-панк с оранжевыми волосами продолжал стоять возле дома без штанов с торчащим под прямым углом членом. Крепко сжимая в руке самодельную удавку, он прижимался спиной к стене, чтобы его нельзя было заметить изнутри. Временами слегка наклоняясь вперед, он старался оценить ситуацию. Достаточно ли близко желанная блондинка стоит к разбитому окну, чтобы можно было накинуть ей на шею петлю? Пока что она бродила в полутьме где-то примерно посередине комнаты. От ее недоступности желание юноши разгоралось еще сильнее. Яички его нестерпимо ныли, а пульсирующий пенис готов был оторваться от тела, влететь в окно и вонзиться глубоко в эту вожделенную женскую плоть. И пенис, и мозг хотели теперь одного и того же — поскорее удовлетворить примитивный половой инстинкт.

И еще у него имелась петля…

Эта петля задушит ее, как бездомную дворнягу, как грязную течную суку. Пусть только она подойдет к окну чуть поближе!..

Глава двадцать вторая

— Теперь понятно, почему бывшие заложники действуют заодно с террористами, — сказал Марк Пирсон. — У них у всех поврежден мозг. И я думаю, что заложники для нас не менее опасны, чем сами члены Зеленой бригады.

Хитэр принесла чашку черного кофе и передала ее Марку. Караул сменился, и теперь отдежурившие отдыхали в подвале, а те, кто сидел здесь раньше, заняли их места у окон — все, кроме Джорджа и Джейни Стоун, Сэнфорда Бермана и, разумеется, Кинтея.

Воткнув в ухо крошечный наушник, Чарльз Уолш слушал очередной выпуск новостей — дикую смесь горькой правды и чудовищной лжи, сочиненной сотрудником ФБР Джимом Спенсером. Через несколько минут он сделал свое заключение:

— Вы абсолютно правы, Марк. По поведению Кинтея было вполне очевидно, что в коре его головного мозга произошли необратимые изменения. И то, что я сейчас слышал по радио, только подтвердило мои самые худшие догадки.

— Что вы имеете в виду? — подал голос очнувшийся с похмелья Сэнфорд Берман.

Хитэр присела на нижнюю ступеньку лестницы рядом с Марком. Их смена закончилась, и от этого она испытывала некоторое облегчение. Убийство лошадей сильно подействовало на ее расшатанные нервы. Да еще несколько раз ей казалось, что она слышит какие-то странные звуки — словно кто-то тихо покашливал невдалеке. Хотя это, возможно, ей только мерещилось. Когда на смену пришла Андри, Хитэр еще раз вгляделась в темный двор, но не заметила там ничего подозрительного — ни человека, ни животного. Однако чувство тревоги так и не покинуло ее до конца, когда она передала свой пост Андри. Если кто- то и прятался возле стены, он должен был подойти к дому почти вплотную и прямо-таки слиться с камнем, а это казалось практически невозможным.

— При кислородной недостаточности, — рассказывал Чарльз Уолш, — в первую очередь страдает самая нежная часть головного мозга — верхний слой коры. Именно эти клетки отвечают за логическое мышление и разумное поведение, они и делают нас людьми в широком смысле этого слова. Когда же они повреждаются — например, в результате кислородного голодания, — то человек как бы превращается в животное, и поведение его становится непредсказуемым.

— О, Господи! — в ужасе воскликнул Бен Харрис. — Выходит, вокруг нас бродят самые настоящие безмозглые чудовища, и их никак не меньше пятидесяти?

— Вот именно. Но чтобы быть более точным, надо добавить, что здесь мы имеем дело с так называемым «комплексом рептилии», — продолжал Чарльз. — Я долго размышлял над тем, что рассказала мне Джейни о нападении на ее семью, наблюдал за Кинтеем. Но то, что я услышал по радио, развеяло последние остатки моих сомнений. Просто я не мог понять, что такое большое количество людей могло одновременно получить идентичные повреждения мозга.

— Повреждения мозга! Что это еще за чертовщина? — взревел окончательно проснувшийся Сэнфорд Берман. Он вскочил на ноги и нервно зашагал взад-вперед по пыльному помещению. Чарльз с опаской посмотрел в его сторону. Видимо, во время похмелья Сэнфорд вел себя достаточно агрессивно. Это был один из тех типов, которые готовы проклинать все и вся, не касаясь при этом только своей персоны. И чем больше он злился, тем сильнее ему хотелось еще выпить. Теперь он тоже становился опасным для окружающих.

— Расскажите нам поподробней об этом комплексе рептилии, — попросил Марк Пирсон.

— Чушь все это собачья! Ни черта он не знает, — усмехнулся Сэнфорд.

Но Чарльз даже не обратил внимания на этот выпад Бермана, а продолжал: