Ночь живых мертвецов. Нелюди. Бедствие

Закончив свое красочное описание, Андри уставилась на Чарльза, ожидая услышать от него похвалу. Все гости молчали, и сам хозяин тоже.

Первым опомнился и заговорил Сэнфорд Берман:

— Бог ты мой, теперь сразу стало видно, что вы учительница истории.

— А что в этом плохого? — холодно спросила Андри, сверкнув на него своими зелеными глазами.

— Просто вы не можете существовать в современности, и фантазии постоянно заносят вас в прошлое. А я-то думал, что все эти училки истории только и знают, что заставляют детей зубрить дат# и запоминать всякие вещи, которые давно уже канули в Лету.

Но тут на выручку пришел Чарльз:

— Прошлое не только не умерло, но оно само по себе не прошлое. Я не помню, кому принадлежат эти слова, но, по-моему, сказано очень точно.

— А я что-то ничего из этой фразы не понял, — отозвался Сэнфорд, будто он только и делал, что искал во всем особый глубокий смысл.

— Ладно, не думайте больше об этом, — снисходительно посоветовала Андри, счастливая оттого, что Чарльз перешел на ее сторону. — Но где же тогда провести черту, отделяющую нас от наших предков? Если прошлое, как вы утверждаете, кануло в вечность, то должен быть известен момент, когда оно кончилось и началось настоящее…

— Вот Римская империя была, да вся вышла, — язвительно заметил Берман. — И нет ее больше.

— Не совсем так, — огрызнулась Андри, чувствуя, что начинает раздражаться. — Все равно остались законы этой империи, обычаи, язык, дороги и даже акведуки. Ничто в мире не уходит бесследно.

— Но зачем это так подробно изучать? — не унимался Сэнфорд. — Для чего мне запоминать целую кучу никому не нужных дат? Я в школе прямо-таки ненавидел эту историю.

— Если из истории вы помните только то, что вас заставляли зубрить даты, то вам можно лишь посочувствовать, — снова вступил в разговор Чарльз. — История нужна прежде всего для того, чтобы расширять наш кругозор и развивать интеллект. Время течет постоянно и нигде не обрывается. А человек или целая нация, которые не знают своего прошлого, похожи на больных, страдающих потерей памяти. Надо точно знать, что было до нас, чтобы лучше представлять себе, куда мы идем сейчас.

— Вот именно! — радостно воскликнула Андри. — А я никак не могу заставить своих восьмиклассников выучить даты. Я тоже все время пытаюсь объяснить им, как важно запомнить весь поток предыдущих событий, чтобы легче было проследить, как человечество постепенно меняло свою собственную судьбу.

— Вот поэтому тебя и считают отличным педагогом, — похвалил жену Гарви Уорнак и осторожно прикоснулся к ее руке.

Но она не обратила внимания на его жалкую попытку вернуть утраченное расположение к себе, будто и не почувствовала этого прикосновения вовсе. Она, казалось; "никого не замечала теперь, кроме Чарльза.

— Спасибо, что вы встали на мою сторону. Я вами просто восхищена. Вы такой очаровательный и чувствительный мужчина.

— Что само собой предполагает, будто я лишен этих качеств, — шутливо заметил Сэнфорд, однако в голосе его уже сквозило легкое раздражение. — Да, я не какой-нибудь там «умник», и готов первым это признать. И я счастлив оттого, что живу в двадцатом веке, и считаю, что вся ваша древняя шелуха — это сплошная тоска и чушь. Если, конечно, не начать выкачивать из нее деньги, как я уже предлагал. Ну, в смысле, восстановить кое-что…

— Правильно. А у каждого восстановленного домика поставить по турникету, куда надо будет бросать монетки, — усмехнулась Андри. — Как вам нравится такая перспектива, Анита?

Анита вздрогнула. Она не предполагала, что Андри будет обращаться к кому-то еще, кроме Чарльза. К тому же она не особенно прислушивалась к этому никчемному спору и поэтому теперь была застигну ла врасплох.

— Извините, — начала она. — Я немного отвлеклась. Я все смотрю на пустующие места Вернона и Розы Херн и думаю: почему же они до сих пор не приехали?.. Будем надеяться все же, что с ними не случилось в пути ничего неприятного.

— Я думаю, с ними все в порядке, — улыбнулся Чарльз. — Насколько я помню, они постоянно опаздывают.

— Да, но не настолько же. Я уже начинаю волноваться.

— Давайте перейдем в гостиную, — предложил Чарльз, — и выпьем по бокалу хереса. Я думаю, к тому времени, как мы разольем вино, Херны как раз подоспеют и присоединятся к нашей компании.

Глава пятнадцатая

На борту реквизированного Зеленой бригадой Боинга-747 один из заложников — бледный лысый человек небольшого роста с худым лицом, пухлыми губами и в очках с толстыми стеклами — думал не только о том, пощадят его жизнь или нет, когда самолет приземлится в Гаване. Он думал и о деньгах, которые находились сейчас в руках террористов. Два миллиона долларов. Это была достаточная сумма, чтобы начать новую жизнь и жить так, как ему захочется.