Ночь золотой саламандры

Олафу стало не по себе. Он пожалел, что никогда раньше толком не общался с детьми. Ясно, что малыш напуган и взволнован, но как его успокоить, чародей не знал. Не к Сальмарис же нести на самом деле! Ее вид только испугает еще больше.

Похлопал по спинке и перехватил сына так, чтобы тот точно не выпал из рук. Вода должна немного привести парня в чувство. Шагал осторожно, боялся упасть в очередную трещину и ударить Ладира ненароком. Малыш свесил задние лапы, уткнулся мордочкой в шею и почти не дышал. Олаф чувствовал, как бегает маленькое сердце, и тоже затаил дыхание. Казалось, спугнет вздохами эту беспокойную птаху.

Выгрузил сына в ближайший фонтан. Ладир сперва вздрогнул, похоже, успел задремать на руках, а после энергично загреб лапками и поплыл.

– Я подожду, – заверил его Олаф и уселся на бортик там, где поменьше брызг. Потер подбородок и поднял глаза к небу.

Сальмарис и сыну надо помочь, вот только не мешало бы понять как. В первую очередь он, конечно же, попытается воздействовать на любовницу своей магией, но та не очень приспособлена для лечения. Ее придумали, чтобы подавлять волю. А вот что делать после? Если его умения окажутся бесполезными. Отпускать, пусть даже к праотцам, чародейку не хотелось. Еще была надежда получить и женщину, и власть, и Олаф не собирался упускать подаренный судьбой шанс.

Подошел к сыну и протянул руки:

– Пойдем, поплаваешь в другом месте, а я вылеплю фигурку. Попробуем помочь маме.

Мальчишка не стал сопротивляться и послушно пошел к нему на руки. С хвоста и лап саламандры капала прохладная вода, кожа приобрела горьковатый запах, а когти звериную остроту, но Олаф не обращал на эти мелочи внимания. Мысль, что сейчас сын увидит, как правильно лепить статуэтки для ритуалов, ненадолго затмила все остальные. Хотелось поделиться премудростями, пусть и нехитрыми. В конце концов, чем точнее фигурка отражала суть объекта воздействия, тем легче было управлять его разумом.

К месту с нужной глиной добрались без лишних приключений. Разве что прежде едва уловимый сладковатый запах деревьев на знакомой тропинке сегодня неприятно щекотал нос. Олаф спустил мальчишку на землю и занялся приготовлениями. Приспособил оставленные еще Ладиром нехитрые инструменты: деревянную кадку и лопату, они лежали под кустом в стороне от тропинки. Развел смесь нужной консистенции, уселся на ближайшую скамейку и принялся лепить. Поначалу объяснял сыну, что да как, но потом окончательно отвлекся на фигурку и перестал замечать все вокруг.

Обычно Олаф долго рассматривал свою жертву на расстоянии, но с Сальмарис ему это не удалось. И времени было в обрез, и желание прикоснуться победило желание подчинить. Зато он хорошо помнил статуэтку, сделанную сыном, и сейчас пытался свести свое и его восприятие воедино. Не самый простой путь, но выбирать не приходилось. Магия работала только так.

Глина подавалась легко, не сыпалась и почти подсказывала, где стоит подправить, а что и без усилий выглядит идеально. Олаф водил пальцами по теплому комку и думал о чародейке. Старался вспомнить каждый жест, каждое слово, каждый порыв. Слышал ее смех, когда доводил до ума панцирь черепахи, явственно чувствовал впившиеся в спину в порыве страсти ногти, когда вылепливал хвостик, улавливал едва заметный запах яблок, когда вытягивал шею статуэтки. Не видел внешности и прекрасно понимал, Сальмарис не была с ним настоящей, но внешности и не требовалось. Хватало сущности.

Наконец держать статуэтку в руках стало невыносимо. Глина дала понять, что из нее больше не выжать. Олаф прервался на мгновение, нашел глазами давно отвлекшегося Ладира и, убедившись, что мальчишка занят, принялся за подготовку к заклинанию. Собирался просто приказать Сальмарис выздороветь. Еще в детстве читал в семейном архиве, что маги его рода лечили так простенькие хвори. И ножевые раны тоже были в этом списке.

Поставил статуэтку рядом, пересел так, чтобы смотреть на черепаху в упор, и, не отводя взгляда, зашептал нужные слова. Звуки вылетали удивительно легко и громко. Олафу показалось на мгновение, что все по плечу, и если будут какие-то препятствия, то он преодолеет их, даже не заметив. Дурное предзнаменование! Обычно в этом случае не выходило ничего хорошего.

Маг остановился и затянул заклинание сначала. Черепаха на скамье запрыгала зайцем, а воодушевленный Олаф прикрыл глаза и усилил напор. Только бы получилось!

Сальмарис ответила не сразу. Ее сознание ускользало из его сетей, и Олафу приходилось подстраивать под нее заклинание, делая сеть гуще и крепче. Играть голосом и словами. Он то взывал к любовнице почти детским звоном, то окрикивал грубым басом и раз за разом закидывал сеть в бездну чужого сознания. Тщетно!

Зацепился неожиданно, припомнив их брачный танец. Ее нерешительность и раздумья, будто именно их не хватало для полной картины. Возникшая в воображении женщина остановилась, посмотрела в глаза и тяжело выдохнула:

– У меня нет сил исполнить твою волю…