Братья посмотрели друг на друга и ничего не ответили. Колька тянул назад, в Подмосковье. Сашка звал вперед, туда, где горы. Было решено промеж ними: сядут, куда первый поезд пройдет.
Регина Петровна поднялась, снова закурила.
— Пропадете вы! — резко произнесла она. — Мы лучше уедем вместе. Только не сейчас, сейчас я не могу. Я еще плохо себя чувствую.
Не докурив, выбросила папироску. Уж очень часто она зажигала и выбрасывала папироски, братья это заметили. Так ей никакого запаса не хватит.
От окна спросила:
— Вы слышали что-нибудь про подсобное хозяйство?
— Ну? — сказал Колька.
А Сашка кивнул.
— Меня туда посылают. На поправку. Там две коровы, козы, телята. Поедемте? Со мной?
— А что там делать? — спросил Сашка.
Но он уже знал, что с Региной Петровной он куда угодно поедет. Значит, и Колька поедет. А потом они и навовсе вместе смотаются.
— Будем пасти… Следить, кормить… Это для меня такой отдых придумали. Но я одна ехать боюсь!
— Далеко? — спросил опять Сашка.
Он совсем другое хотел спросить, но спросил это.
— В горах, но в тех горах… По другую сторону железной дороги, — быстро сказала Регина Петровна, сразу поняв, куда гнет Сашка. — Там никого нет. Они за станцию не ходят… До сих пор не ходили!
Но Колька в первую очередь подумал о заначке.
— А сюда? Мы вернемся?
— Сюда? — Регина Петровна стала закуривать, никак у нее не зажигались спички. — Ну, конечно. У нас даже свой транспорт будет. Молоко или еще что ребятам будем привозить.
— «Студебеккер»? — воскликнул Сашка.
— Секрет, — сказала Регина Петровна.
Но Кольку волновала не машина, а заначка. Отрываться надолго от заначки — дохлое дело. Так и потерять недолго! Тут-то она рядышком, сходишь, рукой пощупаешь, пересчитаешь, и на душе спокойно. А там… Ты спокойно спишь, видишь во сне одиннадцать баночек, каждая блестит крышечкой, как золотой монеткой! И каждая — пропуск в рай! А придут эти с миноискателем, разворотят, как тот подпол…
Пока Колька переживал по поводу заначки, Сашка спросил про мужичков, а с ними как же?
— Мужички с нами поедут, — сказала Регина Петровна. И повторила: — Только мне одной с ними страшно. А так мы будем все вместе жить. Ну, как семья все равно… Поняли?
Нет, про семью братья не поняли. Они этого понять не могли. Да и само слово-то «семья» было чем-то чужеродным, если не враждебным для их жизни.
Для них и весь мир делился на семейных и несемейных. И эти две половинки были до сих пор несовместимы.
22
Уйдя от воспитательницы (Колька в кулаке сэкономленную подушечку зажал), они на ночь поспорили. Не сильно. Так, малость.
Оба хотели бежать, в этом разногласия у них не было. Но Колька требовал бежать немедленно. И никаких хозяйств! К чему им коровы да козы?
Сашка же советовал подождать Регину Петровну. Она сейчас слабая, она сама так сказала. Бежать сейчас не сможет. А когда окрепнет, они вместе уедут.
И потом, от подсобленного — так Сашка произнес — хозяйства может быть и прибыль какая! В придачу к их заначке! Вон от консервного завода и не ждали ничего, рады были хоть слив нажраться, а повернулось как!
Сашка умней, это ясно. Все загодя примерил, взвесил.
Колька вздохнул и нехотя согласился.
Он тоже понимал: никто их нигде не ждет. А поездов много. На один не сядешь, так на другой… Нищему терять нечего, одна деревня сгорит, он в другую уйдет.
Перед отъездом сходили в Березовскую, посмотрели на дом Ильи.
Все выгорело: и хата, и сарай, и деревья вокруг дома. Огород был пуст. Наверное, картошку вырыли соседи. А может, и колонисты помогли.
В бурьяне, покрытом, будто пылью, белым налетом пепла, торчала знакомая тележка с заржавленными колесами. На ней Илья дрова возил.
Колька подошел, ткнул ногой. Тележка отъехала. Колька еще раз ткнул… Потом нагнулся, отыскал веревку, за собой потащил.
— Брось! — сказал Сашка. — Охота тебе?
— А вдруг понадобится?
— Зачем?
Колька не ответил. Но тележку довез до Сунжи и спрятал в кустах.
— Она тебе что? Мешает? — спросил он Сашку.
— Мне не мешает! — огрызнулся тот.
— И мне не мешает. Вот и пусть лежит. — И добавил: — Она жрать не просит…
Колька не мог наподобие Сашки все заранее высчитать и выложить. Не так у него мозги устроены. Но и он понимал: если вещь валяется, ее надо подобрать. А опосля думай, что да зачем.
Вот Илью с его домом было ребятам жалко. Жулик он, Илья-Зверек, но жулик-то веселый, почти свой.
Колька поковырял ногой в пепле, произнес задумчиво:
— Он как чувствовал, что его сожгут!
— А почему? — спросил Сашка. — Почему никого не тронули, а его тронули?
— С краю…
— Ну и что? Машину вон в самом центре взорвали!
— Может, они догадались, что он жулик?
— Как это?
— Просто, — сказал Колька. — Вон огород… Он и тяпкой ни разу не махнул! Собирал чужое, как свое, что до него посеяли!
— А другие? Не чужое?
— Они колхозники…
— Какая же разница!
— А зачем они жгут?
— А фашисты зачем жгут?
— Фашисты. Сравнил… Какие же они фашисты!
— А кто? Слыхал, как боец про них кричал? Все они, говорит, изменники Родины! Всех Сталин к стенке велел!
— А пацан… Ну, который за окном? Он тоже изменник? — спросил Колька.
Сашка не ответил.
Ни до чего братья не договорились.