Ночевала тучка золотая...

Антон сразу же сообщил, что Люся снимается в роли Неточки Незвановой и поэтому не приехала на вокзал. А на восемь вечера он назначил репетицию «Дня и ночи».

С вокзала вся компания поехала к Нонне.

Бабушка соскучилась по внучке и с нетерпением ожидала ее, даже принарядилась к ее приезду в черное платье с высоким воротником, отделанным белым рюшем. Сидя в своем удобном кресле, она подставила Нонне для поцелуя щеку. И когда та передала ей привет от фрау Татьяны, сказала:

– Мерси. Передай ей сердечный привет при случае.

Компаньонка, тоже принарядившаяся в честь возвращения Нонны, так и вилась вокруг девушки, ожидая подарка, о котором та совершенно забыла, находясь в Мюнхене.

Алеша извлек из кармана пальто бутылку шампанского. Пробка выстрелила, к восторгу присутствующих, ударилась в потолок, в бокалах поднялась пена.

– За возвращение домой! – провозгласил Алеша.

– А могла бы и не вернуться… – сказала Нонна, этой фразой и волнением своим вызывая изумление друзей.

Она отодвинула бокал и стала рассказывать обо всем, что произошло с ней в Мюнхене, предвидя гнев и волнение Алеши и Антона. А Соня… Она знала, что Соня скажет или подумает: «Ну и дура! Отказалась от наследства, от возможности жить за границей! Форменная дура!»

Действительно, Алеша и Антон разволновались. Они то и дело перебивали Нонну вопросами и восклицаниями. А Соня слушала молча, опустив голову. Нонна ее не узнавала.

Нонна не скрыла и того, что пожалела вернуть в Мюнхен подарки фрау Вейсенбергер и Курта Брауна.

В подтверждение своих слов она приподняла рукав шерстяной кофточки, сняла браслет и протянула его Алеше. Но тот отдернул руку и не притронулся к драгоценной змейке, точно она могла выпустить жало.

Антон ваял браслет и с интересом оглядел его. Подержала его и Соня, вспоминая о своем бриллиантовом кольце и со вздохом положила браслет на стол.

Алеша, добрый Алеша, стукнул кулаком по столу и решительно произнес:

– Чтобы я никогда не видел его у тебя на руке!

– Хочешь, я сейчас же его выброшу в форточку? – с радостью предложила Нонна.

– Дура! – остановила ее Соня. – Ты лучше отнеси ювелиру!

– Верно! – согласился Антон. – А деньги пожертвуй в фонд «Дня и ночи». Мы такие декорации отхватим – закачаешься!

Нонна взглянула на Алешу.

– Как хотите, – сказал он, – но чтобы на руке у тебя его не было.

Нонна была счастлива. Алеша целовал ее на вокзале, он ревновал ее к Курту и даже к его подарку. А на подарки фрау Татьяны не обратил никакого внимания.

Вечером на большой сцене шла репетиция. Алеша был в зале. Смотреть пришли многие студенты. Они наслышались от всезнающей нянечки Матильды (она была прежде Матреной), тридцать лет работающей в гардеробе училища, что спектакль получается удачным, и сама Александра Антоновна просидела почти до утра на репетиции, а потом сказала, что все идет хорошо.

24

Незаметно пролетела весна. Началась горячая пора экзаменов.

Алеша не знал, что судьба его предрешена. Его оставляли при кафедре невропатологии.

Правда, однажды ректор его спросил:

– Увлекаетесь гомеопатией?

– Увлекаюсь, – ответил Алеша.

– Пустяки! Романтика молодости и влияние деда. Это пройдет. – Он усмехнулся самоуверенной покровительственной усмешкой старшего, никогда не ошибающегося в своих воспитанниках.

Но на этот раз он ошибся. Алеша отказался от выгодного предложения и, к всеобщему изумлению, просил направить его в любое село, но обязательно Томской области. Свое желание он мотивировать отказался. Не хотел раньше времени выдавать свои мечты, связанные со свет-травой, цветущей под сибирским солнцем и, как чудесно говорилось в легенде, видимой только тому, кто искал ее с чистым сердцем, с мечтой принести человеку счастье.

Сердце Алеши было чистым, и во имя человеческого счастья он готов был отдать свою молодую жизнь. Потому, вероятно, он и верил в удачу. Уверенность его рождало еще и то, что с тех пор, как Антон начал лечиться свет-травой, здоровье его стало заметно улучшаться.

Алеша шел на свидание с Нонной. Он взглянул на часы и испугался: «Наверно, уже десять минут она ждет меня у кассы кинотеатра».

Нонна действительно ждала. Ждала и нервничала. Она хотела уйти и наказать Алешу.

Она старалась выглядеть спокойной и даже веселой.

– Не меня ли ожидаете, девушка? – спросил игриво молодой человек жгучего восточного типа.

«Вот и пойду в кино с этим красавцем!» – подумала Нонна. Но тем не менее повернулась к нему спиной и в этот момент увидела Алешу. Он бежал, натыкаясь на встречных, и, наверно, видел, как приставал к ней красивый парень.

«Это хорошо: пусть видит!» – подумала Нонна.

Алеша остановился подле нее взволнованный и виноватый.

– Прости… – начал он.

И Нонна сразу простила, не сдержалась, бросилась к нему и прошептала:

– Милый, милый… Все равно я люблю тебя! Всякого люблю…

Алеша растерялся.

В это время окончился сеанс и из кинотеатра повалил народ.

– Нашли где обниматься, – сказала полная пожилая женщина, сердито проходя мимо. – Ну и молодежь пошла – ни стыда, ни совести!

После кино, взявшись за руки, они бродили по Москве, выбирая самые темные, самые безлюдные переулки.