– Нет, спасибо. Езжай.
Энтони исчезает из виду, а я зарываюсь в пространство между подушками и мычу от беспомощности.
Боже мой, во что же я превратился? Жалкий, несчастный урод.
– Чего ты стонешь? – спрашивает Майк, по-хозяйски задернув шторы, и с ногами забирается в кресло напротив меня.
– Ты не уехал.
– Нет.
– Почему?
– Почему? – изумляется он. – Ты себя в зеркале видел? Роберт, какого черта, реально? Что с тобой?
– Не знаю… я увлекся.
– Увлекся! – Он скептически фыркает. – Слушай, я понимаю, ты переживаешь, депрессняк, но бога ради, бро, возьми себя в руки!
– Ладно, – послушно соглашаюсь я, не желая ввязываться в спор. – Ты прав.
Майк угрюмо выуживает из кармана смартфон, а я молча лежу на боку и углубляюсь в свою печаль. Завтра я снова проснусь в одиночестве, поеду на работу, просуществую там до девяти вечера, а после наступит ночь. Мучительные часы до спасительного, недолгого сна. И утро. Завтра, послезавтра, послепослезавтра, и так на протяжении всей новой недели…
– Майк?
– А?
– Она ведь вернется?
Он на секунду отрывает глаза от смартфона и снисходительно улыбается.
– Конечно, вернется, Роб. Куда она денется? Спи давай.
Я приезжаю в офис около полудня, заранее отменив все утренние встречи.
Мне пришлось проглотить двойную дозу аспирина, выдуть пару чашек отвратительного крепкого кофе и проторчать в душе целых полчаса вместо положенных десяти минут, чтобы хоть как-то очухаться.
Миссис Кларк, разумеется, обалдела, дважды застав меня в непотребном виде, но от комментариев воздержалась.
– Мистер Эддингтон, ваше расписание на вторую половину дня и список ближайших мероприятий, как вы просили.
– Спасибо, – выдавливаю из себя я, чтобы не казаться такой уж задницей. – Принеси мне адвил.
– Да, сэр.
Я разворачиваюсь в кресле и скучающе гляжу вдаль на верхушки соседних небоскребов.
Зима осточертела.
Сделки, прибыль, победы – все это потеряло всякий смысл с тех пор, как Кэтрин ушла от меня. Казалось, я и прежде бывал один, но с ее появлением я разучился находить утешение в привычных вещах.
Элисон приносит мне обезболивающее и стакан воды.
– И чаю мне, пожалуйста. Я забыл сказать.
– Хорошо, сэр.
Сэр, сэр… Затрахала!
Я встаю, вешаю пиджак на спинку стула и просматриваю свое расписание.
Почему она не может решить все сейчас? К чему эти идиотские паузы? Очевидно, она жаждет моего искреннего раскаяния, но я, черт подери, не раскаиваюсь! Что она выдумала? Что я, блин, изнасиловал ее?
Внезапно я вспоминаю о кольце. Что, если превратить его в помолвочное? Кажется, теперь точно пора.
Дерьмо, я совершенно не готов к браку, но если это единственный способ вернуть ее обратно, то у меня нет другого выбора.
Я сижу в машине как самый настоящий идиот и поджидаю Кэтрин у дома. На часах половина седьмого, и я постепенно начинаю злиться. Где ее носит? Надеюсь, не с этим придурочным клерком? Доходяга допрыгается, и я реально перееду его на грузовике.
В зеркале виднеется знакомый силуэт. Я оборачиваюсь и наконец вижу ее.
Маленькая, бледная и отчужденная, Кэтрин устало бредет по тротуару в своем сером, приталенном пальто. На плече висит рюкзак, в руках – пакеты из супермаркета.
Я быстро вылезаю на улицу.
– Роберт? – она замирает.
– Привет, – несмело отзываюсь я, оглядывая ее с головы до ног. Черт, она похудела. – Помочь?
– Спасибо, мне не тяжело.
Прости, детка, но так не пойдет. Начхав на ее упрямство, я сокращаю между нами расстояние и без спросу забираю у нее пакеты.
– Пошли. Я отнесу это наверх – и поговорим.
Мы поднимаемся на третий этаж, не проронив ни слова. Кэтрин неловко отпирает входную дверь, и я вдруг замечаю дрожь в ее пальцах.
Хорошо, значит, я по-прежнему волную ее.
– Проходи, – она приглашает меня в квартиру. – Кухня там.
Я следую, куда она велела, и прислушиваюсь к тишине.
– Селест еще не пришла?
– Нет. Она работает до семи, плюс дорога.
Отлично.
Сложив пакеты у холодильника, я поворачиваюсь, и наши глаза встречаются.
– Ты подумала?
– Роберт, – она удрученно вздыхает, намереваясь аккуратно обойти меня, но я резко хватаю ее за руку и с легкостью привлекаю к себе.
– Пожалуйста, не надо, – упирается Кэтрин.
– Почему?
– Ты знаешь почему.
Знаю?
– Прошло уже восемь с половиной дней. Я соскучился.
Она прыскает.
– Соскучился… а как же я? Разве мое мнение тебя не волнует?
– Конечно, волнует. Я потому и пришел, чтобы узнать, как ты? Как ты без меня?
Ее нижняя губа предательски дрожит, взгляд отведен в сторону. Она страдает. Страдает, но стесняется сказать.
– Кэтрин… – я осторожно беру ее лицо в ладони и провожу большими пальцами по щекам. – Я же вижу, что тебе плохо. Нам обоим. Пожалуйста, позволь мне все исправить.
– Исправить чем? Сексом? – ощетинивается она. – Отпусти меня.
Проклятие!
Опять двадцать пять.
Я убираю от нее руки и взвинчиваюсь.
– А что ты предлагаешь? Самозабвенно рыдать у окна, дожидаясь, пока снежная королева соизволит меня простить?
– Мог бы и порыдать, не велико дело. Я вообще не обязана с тобой разговаривать после всего, что ты натворил!