Ночи и рассветы

Мил уже уложил свои вещи, из штаба прислали мулов для перевозки, но в самую последнюю минуту позвонил дядя Мицос и попросил отложить переезд дня на два.

«Почему? С чего бы это?» — терялся в дурных догадках Мил.

Он приказал распаковать радиоаппаратуру и засыпал Каир радиограммами. Космас снова узнавал подозрительного, недоверчивого Мила.

Голос дяди Мицоса послышался на третью ночь — далекий, радостный, в гуле веселого торжества. Космас понял только одно: надо срочно выезжать. Их ждали уже в Астипалее, которая освобождена несколько часов назад.

— Так вот, оказывается, в чем дело! — сказал Мил. — Ну хорошо! Я думаю, нужно ехать!

* * *

Годы ушли на то, чтобы подготовить, проложить этот путь. Теперь партизаны преодолели его, не сходя с лошадей. Они проезжали мимо разоренных деревень и обгоняли крестьян, которые тоже спускались в город, чтобы принять участие в празднике. Все дома — и погоревшие и уцелевшие — были украшены флагами и лозунгами. Жители выходили на дорогу, босоногие ребятишки с деревянными ружьями провожали партизан до следующей деревни и там передавали с рук на руки новой ватаге, так что они ни на минуту не оставались на дороге одни. Космас замечал, что от деревни к деревне все больше было жителей, все оживленнее и пестрее становилась толпа встречающих, они несли с собой знакомый, забытый воздух города. И всадникам, и лошадям дышалось легче и свободнее. Трудный переход был позади, а впереди их ожидала большая река, она еще пряталась, но все вокруг выдавало ее близость — и пологий склон, и свежий ветерок, и веселые ручейки, и платаны с ивами. Открывались новые горизонты, удалялись старые. Удалялись, но не исчезали. Несколько часов прошло с той минуты, как Космас оглянулся и не увидел пик Астраса. Потом еще несколько низеньких холмов, редкий лесок, еще один спуск — и позади не видно уже ни одной скалы, ни одной высокой вершины. Но стоило мелькнуть в толпе черной бороде над скрещенными патронными лентами, как перед ним вырастала неукротимая вершина. Люди и горы не хотели расставаться, они вместе вошли в душу Космаса, и он нес их в себе вместе. Два образа слились в один, прямой и суровый, как горы, мягкий и горячий, как люди…

В Хелидони они добрались вечером. Толпа девушек и юношей заключила их в плотное кольцо и оглушила песнями. Так, осажденные молодежью, они бродили по узеньким улочкам города до тех пор, пока сквозь толпу к ним не пробрался лейтенант из штаба и не взял под свою опеку. Он проводил их в отведенную англичанам резиденцию.

— Сегодня заночуете здесь. Завтра торжественный въезд в Астипалею, митинг, демонстрация.

Когда утром Мил и его сопровождающие вышли на маленькую площадь Хелидони, в городок вступила колонна пленных из Астипалеи. Цольясы узнали англичан, из колонны послышались возгласы: «Да здравствует Англия!»

— Кто это нас приветствует? — поинтересовался Мил.

— Предатели! — ответил Космас.

Но тут из колонны цольясов послышались уже вовсе не лестные для Англии крики:

— Это вы нам напакостили! Все из-за вас!

Стелиос не преминул перевести это Милу.

Вдруг послышались автомобильные гудки. Медленно и торжественно на площадь въехали машины, запахло, бензином, городом. «Джипы», дряхлые такси, военные грузовики — трофеи из Астипалеи — бесконечной вереницей с ревом пробирались через толпу.

В одной из машин Космас увидел знакомых штабных офицеров, потом главного врача, а потом из подъехавшего «джипа» его окликнула Янна. Она открыла дверцу, и он прыгнул на ходу.

— В Астипалее настоящее светопреставление, — рассказывала Янна. — Вот уже сутки звонят колокола. На улицах тысячи людей, ждут демонстрации…

* * *

Улицы Астипалеи были пошире, но машины плыли по ним медленно, раздвигая сплошную стену народа. Спускаясь к центру, они увидели главную улицу — яркую, пеструю, кричащую. Люди висели на балконах, сидели на телеграфных столбах, а внизу простирался лес знамен, плакатов и поднятых кулаков.

Сначала они были ошеломленными зрителями, но потом тоже подняли кулаки и уже ничего не слышали, кроме своих охрипших голосов. За бортом автомобиля колыхались протянутые к ним руки…

Перебрались через мост, протиснулись в узенький, увешанный флагами переулок и выехали на центральную площадь Астипалеи, к церкви Трех иерархов.

Из широких окон старинного особняка площадь была видна как на ладони. Дом принадлежал одному из местных помещиков. Сейчас на длинный и широкий балкон, с которого не раз произносились предвыборные речи, вышли партизанские командиры и руководители местных организаций. Рупоры призывали к порядку. На помощь им откуда-то пришла труба. Трубач прохрипел старинную военную мелодию на слова: «Солдатушки, ребятушки, куда вы идете?» Площадь содрогнулась от хохота и умолкла.

Говорил генерал. Он начал свою речь с обращения:

— Вам, свободные граждане, я шлю горячий патриотический привет!..

К Космасу подошел Стелиос и отвел его в сторону.

— Сейчас будет говорить Мил. Прошу тебя, переводи ты…

С Астипалеей у Стелиоса были давние счеты, отсюда начались его злоключения с цольясами. Мог ли он появиться сейчас на балконе?