Ночи Истории

Поднялся переполох. Воспользовавшись им, Карл ретировался и уволок за собой любовницу. Он понимал, что в случае промедления даже умение с легкостью выходить сухим из воды не поможет ему сохранить достоинство.

Ставить такой эксперимент повторно, разумеется, было нельзя. Однако поскольку король возжелал, чтобы графиня Каслмэн была возведена в ранг одной из фрейлин королевы (или, вернее, потому, что этого возжелала ее светлость, а Карл в руках ее светлости становился податливым, как воск), ему пришлось бы втолковывать жене, что, по его мнению, хорошо для супруги короля, а что плохо. Убеждать Катарину должен был Кларейдон: Карл решил возложить эту задачу на него. Но канцлер, столь долго и исправно игравший роль Ментора при Телемахе, счел нужным объясниться с королем и наставить его на путь истинный в морали, как прежде наставлял в политике.

Кларендон отклонил предложение стать посредником и даже пытался убедить его величество в том, что избранная им линия поведения попросту непристойна.

— Сир, кому же, как не ее величеству, решать, кто из фрейлин будет прислуживать ей в опочивальне, а кто не будет, — говорил Кларендон королю. — И, признаться, в данном случае я вовсе не удивлен ее решением.

— И тем не менее, милорд, заявляю вам, что это ее решение будет отменено.

— Кем, сир? — очень серьезно спросил короля канцлер.

— Ее величеством, разумеется.

— Под давлением, которое по замыслу вашего величества, должен оказать на королеву я, — отвечал Кларендон тоном наставника, каким привык разговаривать с королем, когда тот еще был ребенком. — В те времена, когда страсти не затмевали ваш разум, сир, вы сами осуждали действия, на которых теперь настаиваете. Не вы ли, сир, горячо порицали своего кузена, короля Луи, за то, что он навязал королеве мадемуазель де Вальер? Вы, разумеется, помните, каких вещей наговорили тогда королю Луи.

Карл не забывал своих нелестных замечаний, которые теперь были вполне применимы к нему самому. Король почувствовал, что ему объявили шах, и закусил губу.

Но в скором времени (несомненно, вняв настырным увещеваниям миледи Каслмэн) он возобновил наступление и отправил канцлеру письмо с требованием безоговорочного повиновения.

«Пустите в ход все свое искусство, — писал Карл, — дабы добиться того, чего, я уверен, требует моя честь. И кто бы ни выступал недругом миледи Каслмэн в означенном деле, человек этот станет моим врагом на всю жизнь. В этом я клянусь и даю слово».

Милорд Кларендон не тешил себя иллюзиями относительно рода людского. Он имел возможность изучить этот мир в самых разных проявлениях и знал его до тонкостей. Тем не менее письмо короля стало для него горькой пилюлей. Всем, что имел Карл, включая его нынешнее положение, он был обязан Кларендону. И тем не менее не постеснялся написать эту обидную фразу: «Кто бы ни выступал недругом миледи Каслмэн в означенном деле, человек этот станет моим врагом на всю жизнь».

Все прошлые заслуги Кларендона утратят смысл и значение, если он откажется исполнить нынешнее недостойное требование Карла. Стоит злобной распутнице вымолвить одно единственное слово, и все его свершения и труды на благо короля немедленно будут преданы забвению.

Кларендон проглотил обиду и попросил аудиенции у королевы, дабы выполнить миссию, которую он всецело осуждал. Он пустил в ход доводы, неубедительность которых была столь же очевидна для Катарины, как и для него самого.

Плодовитый автор увлекательных светских хроник мистер Пепис обескураженно пишет в своем дневнике, что уже наутро весь двор обсуждал сцену, разыгравшуюся накануне ночью в королевских покоях. Их величества так бушевали, что крики были слышны в соседних помещениях.

Можно понять несчастную маленькую женщину, страдавшую от оскорбления, брошенного ей Карлом устами лорда Кларендона. Можно понять нападки, с которыми она обрушилась на царственного супруга, обвиняя его не только в отсутствии любви, но и в неуважении к своей особе, проявлять которое он был просто обязан. А Карл ради исполнения умысла, внушенного ему прекрасной мегерой, от которой он не в силах был отказаться, забыл о своем дружелюбии и набросился на жену с криками. В конце концов он пригрозил ей еще большим позором: он отправит Катарину обратно в Португалию, если она не смирится с тем положением, которое предлагает ей он здесь, в Англии.

То ли угроза возымела действие, то ли какие-то иные доводы, но Карл добился своего. Катарина Браганца смирила гордыню и подчинилась. И подчинение это было полным и безоговорочным. Миледи Каслмэн не только вошла в опочивальню королевы как фрейлина, но и в самом скором времени добилась расположения Катарины, чем вызвала всеобщее недоумение и дала пищу пересудам.