Ночи нет конца. Остров Медвежий

— Ну, тогда все ясно. Фабрика пластмассовых изделий в Трентоне, что в штате Нью–Джерси, приобрела себе нового работника. Да и то сказать, занятия боксом слишком много отнимают сил. — Ни сожаления, ни безысходности не прозвучало в голосе юноши. У него, как и у меня, были другие, более неотложные проблемы. Он стал вглядываться во мрак, потом повернулся к нам с Джекстроу. — А что это творится с вашей ищейкой, Джекстроу?

— Не знаю. Надо будет выяснить, в чем дело. — Во время нашего разговора Балто уже дважды оставлял нас, исчезая в снежной мгле, но через несколько минут возвращался. Видно, что–то его тревожило. — Скоро вернусь.

Джекстроу поднялся и следом за лайкой скрылся за белой пеленой. Вскоре он появился вновь.

— Пойдемте посмотрим, что я увидел, доктор Мей–сон.

В сотне ярдов от нас, недалеко от края ледниковой долины, при свете фонаря, включенного эскимосом, я заметил черное пятно, а в нескольких футах от него — пятно поменьше и почти бесцветное.

— Масло из коробки передач или фильтра, предположил Джекстроу и, направив луч фонаря в сторону, прибавил:

— А там видны следы от гусениц.

— Следы свежие? — поинтересовался я. Это можно было предположить по тому, что их не успела замести поземка.

— Пожалуй. Остановка была длительной, доктор Мейсон. Посмотрите на величину пятна.

— Произошла поломка? — спросил я, хотя сам так не думал.

— Пургу пережидали. Корадзини, должно быть, не видел дороги. — Если бы у этой парочки сломался двигатель, им бы ни за что не удалось завести его вновь.

Я знал, что Джекстроу прав. Ни Смоллвуд, ни Корадзини не произвели на меня впечатления хороших механиков. Это было действительно так, они не притворялись.

— Может, они все еще находились здесь, когда мы сделали остановку? Черт побери, надо было нам пройти еще сотню ярдов.

— Потерянного не вернешь, доктор Мейсон. Я уверен, тогда они были еще здесь.

— Почему же мы не услышали шум двигателя?

— В такую–то пургу!

— Джекстроу! — позвал я, надеясь на чудо. — Джекстроу, ты спал там, в укрытии?

— Нет.

— Долго продолжался привал?

— Полчаса, а то и меньше.

— Выходит, они недавно находились здесь. Господи, да они не далее, чем в миле от нас. Пурга стихает, температура падает. Мы окоченеем, если будем прохлаждаться. Возможно, трещины задержат вездеход…

Не закончив фразы, я бросился назад, скользя и падая. Рядом со мной, следом за Балто, бежал Джекстроу. Зейгеро успел подняться и ждал, когда мы вернемся. Елена тоже была на ногах. Схватив ее за руки, я воскликнул:

— Елена! С вами все в порядке! Как себя чувствуете?

— Лучше, гораздо лучше. — Судя по голосу, чувствовала она себя неважно.

— Простите меня, я вела себя как дура, доктор Мейсон. Даже не знаю…

— Это не имеет никакого значения, — оборвал я ее. — Идти сможете? Вот и отлично. — Охваченный радостным волнением, я в двух словах рассказал Зейгеро, в чем дело. Минуту спустя, посадив Малера и Марию Легард на нарты, мы продолжали путь.

Однако радость оказалась непродолжительной. Шли мы быстро, порой переходя на бег рысцой. Но двигаться с нартами по неровной поверхности глетчера было не так–то просто. Один раз нарты перевернулись и старики со всего маху грохнулись на лед. Пришлось поубавить прыти. Еще одно такое падение, даже сильная тряска, и сани превратятся в катафалк. Время от времени Джекстроу направлял неяркий луч фонаря на следы гусениц. Хотя следопыт я аховый, но заметил, что они становятся все менее отчетливыми.

Наконец я понял: пора прекратить гонку и признать свое поражение: мы отстали на три, а то и все четыре мили. Вездеход нам уже не догнать, только из сил выбьемся.

Джекстроу и Зейгеро согласились со мной. Мы посадили Елену на нарты (пусть поддерживает больных), перекинули постромки через плечо и пошагали, понурясь, погруженные в невеселые мысли.

Джекстроу оказался прав. Пурга стихла, словно ее не бывало. Над глетчером нависла тишина. Снегопад прекратился, тучи рассеялись, на темный стылый небосвод высыпали яркие звезды. Столбик термометра опустился много ниже нуля, но к стуже нам было не привыкать. К восьми утра, три часа спустя после привала, прошли мы шесть миль. Условия для похода были идеальными.

Правда, поверхность ледника была отнюдь не идеальной, а порой и отвратительной. Глетчер редко движется плавно, как река. Чаще всего он представляет собой как бы потоки рассеченной трещинами и расселинами лавы, застывшей в виде уступов и ступеней гигантской лестницы. Глетчер Кангалак исключением не был. То тут, то там попадались ровные участки, но, как правило, приходилось двигаться по краям, где скорость ледяного потока была меньшей, а поверхность более гладкой. Мы спускались по левой стороне, но и там это стоило немалого труда. То и дело дорогу преграждали гряды морен или глубокие сугробы, которые намело ночной пургой. Единственным нашим утешением была мысль, что злоумышленникам достается еще больше. Об этом свидетельствовали извилистые, петляющие следы гусениц.