Ночи нет конца. Остров Медвежий

Ничего не ответив, я пошел к главному входу, который мы не сумели открыть снаружи. Я решил, что это дело стюардессы, чем ей заниматься членом экипажа или же находящимися под ее опекой пассажирами. И все–таки обстоятельство это мне показалось чрезвычайно странным. Почти столь же странным, как и то, что, хотя минут за пятнадцать до катастрофы неизбежность ее была очевидной, ни один из десяти пассажиров, находящихся в салоне, не пристегнулся ремнями. Что же касается стюардессы, бортрадиста и члена экипажа в помещении для отдыха, то событие это, по–видимому, застигло врасплох и их.

Ручку двери повернуть было невозможно. Я позвал Джекстроу, но и вдвоем нам не удалось сдвинуть ее даже самую малость. По–видимому, при ударе о торос произошла деформация всего фюзеляжа самолета. Если дверь, находившаяся сзади кабины управления, перекошена в такой же степени — а подобное непременно должно было произойти, поскольку она расположена ближе к месту удара, — то всех этих людей придется извлекать через окна кабины летчиков.

Вспомнив о страшной ране на голове бортрадиста, я подумал, что вряд ли имеет смысл тревожить его.

Когда я отвернулся от двери, дорогу мне преградила какая–то фигура. Это был седовласый, с сивыми усами «полковник–южанин». На багровом лице выделялись выпученные голубые глаза. Разозли такого хорошенько, мигом в святцы угодишь. Именно в подобного рода состоянии господин этот и находился.

— Что случилось? Какого черта? — гремел он голосом, который как нельзя больше подходил к его полковничьей внешности. — На кой ляд мы приземлились? Что мы тут забыли? Что это за шум снаружи? И кто вы такие, черт бы вас побрал?

«Похоже, большая шишка», — подумал я. Денег и влияния ему не занимать, так что можно без стеснения дать волю справедливому гневу. Зато, если возникнут неприятности, нетрудно догадаться, с какой стороны их следует ожидать. Правда, его возмущение было в какой–то мере оправдано. Каково бы почувствовал я сам себя, если бы, задремав на борту трансатлантического авиалайнера, проснулся среди стылой ледяной пустыни и увидел, как по самолету расхаживают три типа в меховой одежде, да еще в защитных очках и снежных масках!

— Вы совершили аварийную посадку, — ответил я, не вдаваясь в подробности. — Почему, не знаю. Откуда мне знать, черт побери. Шум, который доносится снаружи, — это стук ледяных иголок, ударяющихся об обшивку самолета. Что касается нас, то мы ученые, обслуживающие станцию, созданную согласно программе Международного геофизического года. Она в полумиле отсюда. Мы увидели и услышали ваш самолет незадолго до аварии.

Я хотел было пройти мимо, но старик преградил мне путь.

— Извольте подождать, — повелительно произнес он, уперев мне в грудь мускулистую руку. — Полагаю, мы вправе узнать…

— Потом, — оборвал я его и отстранил от себя его руку, а Джекстроу завершил начатое дело, толкнув «полковника» так, что тот плюхнулся в кресло.

— Не мешайте, черт бы вас побрал. Тут имеется тяжелораненый, которому следует оказать экстренную помощь. Мы отправим его в безопасное место, а потом вернемся за вами. Пусть двери будут плотно закрыты, — обратился я ко всем присутствующим, но разгневанный седовласый господин снова привлек к себе мое внимание. — Если вы не заткнетесь и будете рыпаться, можете оставаться здесь. Если бы не мы, часа через два вы окоченели бы от холода.

Возможно, все еще у вас впереди.

Я двинулся по проходу, сопровождаемый Джекстроу. Молодой человек, лежавший до того на полу, уже сел в кресло. Когда я проходил мимо, он улыбнулся.

— Вот как надо приобретать друзей и оказывать на людей влияние. — Речь его была грамотной, слоги несколько растянутыми. — Боюсь, вы обидели нашего досточтимого друга.

— Я тоже этого боюсь, — улыбнулся я в ответ и, вовремя догадавшись, остановился. Эти широкие плечи и большие ловкие руки как нельзя кстати. — Как себя чувствуете?

— В темпе прихожу в себя.

— И то верно. Еще минуту назад выглядели вы гораздо хуже, чем сейчас.

— Веду чикагский счет после нокаута, — охотно ответил молодой человек.

— Не могу ли быть чем–то полезен?

— Потому–то я вас и спрашиваю, — кивнул я.

— Рад услужить. — С этими словами молодой человек поднялся. Оказалось, что он на несколько дюймов выше меня. Человечек в кричащем галстуке и клетчатом пиджаке обиженно заворчал (так тявкает щенок, которому причинили боль):

— Будь осмотрителен, Джонни! — Громкий, гнусавый голос выдавал в говорившем обитателя нью–йоркских трущоб. — На нас лежит ответственность, мой мальчик. Не растянуть бы нам связки.

— Не переживай, Солли. — Джонни покровительственно потрепал того по лысине. — Я только проветрюсь.

— Но сначала наденьте эту парку и штаны. — Мне некогда было думать о том, что заботит маленьких человечков в пестрых пиджаках и еще более пестрых галстуках. — Они вам пригодятся.

— Холод мне не страшен, приятель.

— Такой холод страшен. Температура наружного воздуха на сто десять градусов по Фаренгейту ниже той, что в салоне.