Ночи Виллджамура

–  Так чего ж ты облажалась там, дома? – поинтересовался капитан. – За что-то ведь тебя заставили переться в такую даль, на север, с армией, вместо того чтобы сидеть дома и греть задницу?

–  Лояльность своему ордену – вещь необходимая, но Папус слишком дорожит властью. Она не любит, когда ее положению лидера что-то угрожает, а я в последнее время стала слишком популярна у других членов ордена. Времена нынче смутные, вот она и хотела, чтобы все ясно поняли, кто у нас главный, особенно сейчас.

–  Почему «особенно»? – переспросил Бринд, удивленный напряженностью ее голоса.

–  Все из-за Дартуна Сура из ордена Равноденствия. Папус терпеть его не может, считает, что дрогров и то он сделал. Не знаю, то ли у них личная вражда, то ли ее моральные устои и впрямь так высоки. Не удивлюсь, если, вернувшись в Виллджамур, мы обнаружим, что все культисты передрались между собой. А я надеялась тихонько пересидеть Оледенение на Исле.

–  Кстати, об Исле, – вмешался Апий, – какой он на самом деле?

–  Невероятный, вы даже представить себе не можете, до какой степени. Там, как и везде, есть проблемы, но тамошнее правительство – Совет представителей всех культистских орденов – следит за тем, чтобы они решались, а не накапливались. Там будет куда теплее, чем на других островах архипелага, и, по-моему, Оледенение не должно доставить его жителям особых хлопот.

Бринд перебил ее:

–  Вы же можете контролировать погоду там, так почему вы не можете делать то же самое во всей остальной империи?

–  Два адепта ордена Природы способны изменять траектории движения облаков на небе таким образом, чтобы на нас светило солнце, а заодно и отгонять бури, но не всегда. Это сложная наука, и, хотя она дошла до нас с тех времен, когда солнце светило ярче, мы сейчас понимаем лишь небольшую ее часть.

С минуту все молчали, глядя на простершийся перед ними город. Звезды гасли одна за другой, скрываясь за облачным пологом, который натягивало с севера, и Бринд подумал, что скоро, наверное, пойдет снег. И не удивился, когда с неба стали падать снежинки, сначала редкие, а потом все чаще и чаще.

–  Завтрашняя операция, – заговорила Блават. – Насколько вы в ней уверены?

–  Честно? Не знаю, – признался Бринд. – Нам будет противостоять совершенно неизвестный враг. У нас нет информации разведчиков. Что касается перевода беженцев в более безопасные места, то надо сначала поглядеть, в каком они состоянии. Все, что мы можем, – попытаться.

–  В чем вы рассчитываете на мои силы? – спросила Блават.

–  В медицинской помощи беженцам и, конечно, в усилении нашего оружия.

–  Может, потребуется взрывчатка? – предложила она.

–  Да, конечно, – кивнул Бринд. – Если ее будет достаточно, чтобы взорвать лед, тогда мы, наверное, сможем отгородиться от того, что преследует беженцев.

И все трое в дружеском молчании продолжали следить за тем, как падает густыми хлопьями снег. Уличные костры и фонари упрямо сопротивлялись непогоде еще около часа, но потом все же начали гаснуть один за другим. Голоса на улицах стихли, и скоро во всем городе не осталось ни звука, кроме воя ветра, исследующего кривые переулки.

Глава тридцать девятая

Как много говорят о женщине ее локти, размышлял Рандур. Как бы она ни красилась, сколько упражнений ни делала бы, именно кожа локтей все равно выдаст ее истинный возраст. Локотки Эйр были молоды и упруги, и он вдруг впервые в жизни поймал себя на мысли о том, что ему хотелось бы наблюдать, как они стареют…

Вот это да! Что это со мной такое?

Это ничем не занятое время по утрам, когда он исследовал один за другим все уголки ее тела, приносило ему много удовольствия. Взять хотя бы внутренний изгиб колена: сколько в нем крылось радостей! Но особенно Рандуру нравились ее ключицы. Ну и конечно, локотки.

Рандур был в постели правительницы Виллджамура, где они любили друг друга. Он ясно осознавал перемену в своем миросозерцании, внутренний сдвиг – он стал другим человеком.

Ее нога была перекинута поверх его ноги, когда они лежали рядом, потные, и отдыхали от недавних усилий, делясь друг с другом теплом. Удовлетворенные. Солнечные лучи падали из-за гобеленовой занавеси на окне, которая чуть покачивалась от сквозняка. Эйр легла так, что он оказался у нее за спиной. Он обхватил ее рукой за талию, и ее пальцы лениво сплетались с его пальцами. Он жадно поцеловал ее в шею.

Рандуру хотелось длить и длить их близость.

Они были влюблены так, как могут быть влюблены только очень молодые люди: страстно, самозабвенно, остальной мир перестал для них существовать.

Почему это вдруг пришло к нему, впервые в его жизни? Рандур читал в книгах, что такое бывает, но сам никогда до конца не верил; но вот любовь нашла и его. Два дня, проведенные вместе, казались вечностью, а ночные нежности создавали у обоих впечатление, будто они уже много лет любовники. Само время как будто утратило для них смысл.