Ночи Виллджамура

–  Да нет, все в порядке. Мне нужна тишина, чтобы сосредоточиться. – И Джерид снова закашлялся и даже оперся рукой о стену, чтобы придать своему представлению убедительности.

–  Конечно, следователь. Сейчас я принесу вам воды. – Трист вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Джерид наклонился за листком. Развернул его и стал разглядывать странные надписи и символы. Это явно был код. Правда, один символ сверху был ему все же понятен: рисунок борова. По какому-то наитию он снова склонился над обломками бюста, пошарил среди них и отыскал голубой драгоценный камень, топаз. Это уже была зацепка, так как топаз считался тайной эмблемой одного религиозного культа.

Похоже, наш друг Гхуда был овинистом.

Джерид не понимал всей важности связи Гхуды с подпольной религией, не знал он и значения символов на листе, выпавшем из разбившегося бюстика. Вернувшись домой, он долго разглядывал найденные предметы.

Немного погодя он подбросил в огонь еще полено и сделал передышку, чтобы поглядеть в окно. Снова настала ночь, но Виллджамур, несмотря на холод, кипел жизнью. Сменившиеся с поста солдаты толпой высыпали на улицу в поисках компании на вечер. Слоняясь от трактира к трактиру и от перекрестка к перекрестку, они оглашали промозглый воздух ревом и свистом. Чем ближе было Оледенение, тем невоздержаннее становились люди. Мальчишки оседлали стену, чтобы оттуда осыпать снежками горожан. Кто-то бежал по улице, шаги стихли вдали. В соседних зданиях зажигали фонари, в верхних этажах один за другим вспыхивали светящиеся квадраты. Привыкнув к темноте, Джерид стал различать силуэты людей, которые подходили к окнам и тоже всматривались во тьму, а может быть, разглядывали его. Вдруг прямо под своим окном он заметил Марису, она спешила, закутанная в тяжелый зимний плащ, возвращаясь после целого дня занятий в библиотеке. Ожидая, когда она войдет, он присел за стол.

Один миг, и дверь кабинета распахнулась перед ней, едва не долетев до стены под ее напором. Мариса, запыхавшись от спешки, направилась прямо к огню.

Джерид встал, чтобы приветствовать ее, нежно сжал в ладонях ее замерзшие руки:

–  Как прошел день?

–  Румекс, клянусь тебе, кто-то шел за мной по пятам. – Ее темные глаза были расширены от страха, хвост нервно дергался из стороны в сторону.

–  Шел? – Он посерьезнел. – Пожалуйста, сядь, а я заварю чая. Расскажи мне, что ты видела.

–  Я бы предпочла виски. – Мариса села за стол.

Он подал ей стакан, и она продолжила:

–  Я его не видела. Стоило мне оглянуться, как он куда-то прятался. Знаю, звучит глупо, но я клянусь тебе, там кто-то был.

Джерид сел рядом с ней и положил ладонь на ее холодное колено.

–  Ничего глупого в этом нет, времена сейчас странные. Как ты обнаружила, что за тобой следят?

–  Шаги – все время одни и те же. Я не сошла с ума, клянусь тебе.

–  Все хорошо, – утешил ее Джерид, сопроводив свои слова взглядом, который подтверждал, что он не сомневается в ее нормальности. Он обнял ее.

Она нервно хлебнула еще виски.

–  Кто это мог быть?

Сначала он подумал, что это связано с его работой. Возможно, кто-то пугает ее, чтобы надавить на него? Он поцеловал руку Марисы, утешая ее, а она свернулась клубочком, прижалась к нему и положила голову ему на плечо. От этого доверительного жеста он почувствовал себя так, словно они снова были одной семьей и он мог заботиться о ней, как раньше. Ему было очень хорошо, он был глубоко тронут.

В его планы не входило отпускать ее от себя до истечения часа.

Глава девятнадцатая

В нежном свете фонаря, словно в сорочке, Туя оперлась руками о подоконник и выглянула в ночь. В приоткрытое окно проникал холодный воздух, и, поскольку, кроме вечернего платья из белого шелка, на ней ничего не было, она почувствовала, как волоски приподнялись у нее на руках. Свет Астрид уже пошел на убыль. Птеродетты кружили над ближними утесами, редкие прохожие, кутаясь в толстые плащи, пробегали по морозной улице. Не самое лучшее время для прогулок. Почему же она не чувствует связи с городом? Отчего ее все время манит куда-то вдаль?

Ей показалось, что она слышит звуки из лагеря беженцев, замерзающих там, у ворот. Может быть, это, конечно, просто ее воображение разыгралось, но ей вдруг стало грустно. Почему они должны там замерзать?

Она снова задумалась над тем, что открыл ей в ту ночь советник Гхуда и о чем, кроме заинтересованных советников, знала, может быть, она одна. И разве открыть правду людям не ее долг перед городом, да и перед самой собой?

Она должна что-то дать Виллджамуру.

Вернувшись к мольберту, она припомнила, кто там дальше по списку.

И ринулась, как всегда, в свой единственный выход из окружавшего ее мрачного мира. Взяла кисть и начала творить.

Краска ложилась густыми мазками. Диагонали, вертикали, изгибы. Начало появляться тело.

Едва закончив, она отошла от полотна, ее белое платье было в пятнах краски. С мольберта на нее смотрела, без сомнения, одна из ее самых устрашающих работ. У таких творений не бывает ни тем, ни отсылок, ни заранее продуманных аллюзий.