Однако она не испугалась. Только улыбнулась — смущённо и нежно — и, зажмурившись, быстро поцеловала Мамору. Куда, она даже не задумывалась: щёки, губы, нос — это было неважно, ведь Усаги любила его всего.
— Я рада, — прошептала она. — И… Наверное, всегда знала это. Просто не понимала.
Мамору уткнулся носом Усаги в шею и добродушно усмехнулся. По коже у неё прошли сотни мурашек от его горячего дыхания, от которого у Усаги внутри всё замирало и приятно ныло. Она была готова нежиться в объятьях Мамору хоть целую вечность, только лишь бы это мгновение продлевалось тысячекратно.
— А тебе не страшно?
— Что именно?
— Что он… вдруг… может…
Мамору не договорил, лишь хватка его рук стала крепче. Усаги улыбнулась и обняла его за шею, оставила невесомый поцелуй в волосах. Она поняла, что он имел ввиду: в последних битвах они часто сталкивались, сражаясь друг с другом.
— Ты же сам сказал: только со мной ты настоящий. Даже когда ты был не на нашей стороне, ты всегда защищал меня, — горячо зашептала Усаги, стараясь убедить его. — Ты — Мамору. И я не боюсь тебя. Никогда.
— Спасибо, Усако…
Темнота баюкала, качая в ласковых объятьях. Усаги не было боязно, потому что она знала одну непоколебимую истину: когда есть рядом тот, кто укроет тебя и поможет не сойти с ума в одиноком холодном мире — то всё по плечу. И неважно, насколько сильно дрожат вокруг чёрные клубы мглы, ведь страшно только от собственных мыслей о том, что может быть скрыто за пеленой беспросветной тьмы. Но когда рядом руки — любимые, ласковые руки — даже беззвёздная ночь становится источником вдохновения…