Ночью в дождь...

Но когда наступал желанный четверг, то он либо сам не мог встретиться (сваливалась на голову какая-нибудь делегация, заседание и не присутствовать нельзя было), либо ей не позволяли срочные, очень неотложные дела.

Встречались они редко: хорошо, если раз в три-четыре месяца, а может и реже — на летний отпуск Алп увозил семью под Цесис. Говорил — ради того, чтобы семья побывала на свежем воздухе, а на самом деле ради себя. Там его знали и уважали, и они вместе с председателем и главным агрономом колхоза ночами напролет мотались с ружьями по лесам, охотясь на диких кабанов, которые выходили в поисках корма иногда в сумерки, а иногда совсем уже на рассвете. Утром Алпа привозили на «газике», во дворе они громко обсуждали, почему и кто из них промахнулся, и договаривались, в котором часу встретятся вечером снова. Днем Алп отсыпался: ведь он «выматывался, как собака», Илгонис ковырялся в своем мотоцикле, а потом гонял на нем по холмам вдоль реки — готовился к мотокроссу. Однажды она упрекнула Алпа в том, что он не помогает старикам заготовить сено, ведь это, в конце концов, его родители, но он только засмеялся в ответ: охотясь по ночам, он заготовил кормов для скота больше, чем она, Карина, накосила бы на сенокосилке, запряженной парой лошадей. Это была правда — комбикормов в доме всегда было вдоволь.

«Двенадцать лет. Уже двенадцать лет!»

Иглонису тогда еще не было пяти, Алп работал всего лишь старшим мастером.

В тот раз она тянула жребий, и ей не повезло! Дежурства в праздничные дни средний медицинский персонал разыгрывал в начале каждого месяца, и график составляли с учетом результатов жеребьевки. В День медика работу ей предстояло начать в восемь вечера, когда в Доме культуры торжественная часть уже подойдет к концу, оркестр доиграет приветственный марш и все будут усаживаться за празднично накрытые столы.

Она, как и другие медсестры, тоже готовилась к этому вечеру и так же надеялась, что несчастливый жребий — один из десяти! — обязательно обойдет ее. Однако ей не повезло.

Вечер был заманчив своей грандиозностью и демократичностью: тут не было ни проректоров, ни доцентов, ни руководителей кафедры и главных врачей, все были просто веселыми участниками вечера, приглашавшими дам, и те некоторым даже смели отказывать; каждый пел, дирижировал, все вместе выбирали королеву бала, каждый мог попытать счастья в лотерее или блеснуть знаниями и остроумием в викторине.

Карина пришла на работу раньше, чтобы коллега — счастливица! — которую она сменила, успела забежать домой и переодеться.

— Еще оперирует, но сейчас уже кончит, — сказала та, торопливо надевая пальто. — Кофе уже можешь смолоть.

— Успеха на вечере!

— Мы о тебе будем вспоминать с глубокой скорбью!

— Кто из врачей сегодня дежурит?

— Кто-то из молодых. Очень неразговорчивый. Фамилию я не запомнила.

— Беги, — с грустью улыбнулась Карина. — Опоздаешь.

— Ну, привет!

Комната, куда врачи возвращались после операции, была довольно большой. По предложению одного из руководящих хирургов ее обставили так, чтобы она как можно меньше напоминала больничное помещение, и врач до начала следующей операции — перерывы между которыми были совсем короткими — мог отдохнуть не только физически, но и душой.

Два глубоких кресла, обтянутые тканью горчичного цвета, такой же глубокий диван и журнальный столик между ними.

Как только хирург сел в кресло, Карина поставила перед ним дымящийся кофе.

— Ваш кофе, доктор!

— Спасибо, — пробубнил он в ответ и стал пить небольшими глотками, глядя в окно, как будто там, в темноте, что-то можно было увидеть.

Угрюмый, неразговорчивый, наверно, очень устал.

Карина решила, что ей следует что-нибудь сказать. Стоя возле шкафа, она переставляла посуду, ей были видны только резкие линии его неподвижного профиля.

— Может, налить еще?

— Нет, мне достаточно, вполне достаточно одной.

— На вечере уже, наверно, танцуют.

— Не знаю. Возможно.

— В прошлом году в это время уже вовсю танцевали твист.

— Я не был, не знаю. Я на вечерах вообще давно не бывал. Очень давно.

— Вы, наверно, не танцуете.

— Почему сразу так? Мне очень нравятся всякие вечера и вечеринки, только времени мало. На конкурсах танцев я даже дипломы получал. — Он умолк, допил свой кофе и после паузы добавил, как бы уточняя: — На свете очень много всего, только времени мало.

Карину развеселила чрезмерная серьезность молодого мужчины и прямо-таки стариковское отношение к своим обязанностям. Когда он ушел оперировать, она даже посмеялась над ним с одной из коллег, дежуривших в приемной.

— Ужасно скучный! — согласилась та. — Наркевич — правая рука главного. Знаешь, остальные врачи очень довольны — он охотно дежурит по праздникам и воскресеньям. Его даже в канун Нового года или Лиго не приходится уговаривать — он тут как тут. Как только жена от такого не сбежала!

— Странный все же…