Ночью в дождь

Вечером за чаем Винарт не нашел в продуктовом ящичке сахар. Он хорошо помнил, что в одной пачке оставалось несколько чайных ложек, а вторая стояла еще не распечатанной. Спросил у дневального, но тот ничего не мог объяснить. Разве что... Саня приходил ужинать, правда, уже давно, Винарту и раньше казалось, что из посылок матери самое вкусное тает очень быстро, но он стеснялся говорить об этом Сане. Теперь же, оставшись без сахара к чаю, с сухой коркой хлеба, рассердился и решил высказать все начистоту.

Саня сидел на скамейке в углу двора, курил. Глаза у него были странные - словно стеклянные.

"Сахар он выменял на таблетки! У кого-то в зоне есть таблетки, и Саня их выменивает на наши продукты. Какие наши? На мои!"

- Где сахар?

- Откуда мне знать? Оставь меня в покое!

- Нам теперь долго придется сидеть на одной баланде!

- Ты сам забыл пачку на столе, кто-то и прибрал! Уходи... Не мешай... Уже поздно, иди спать... Твоя Магоне, наверно, тоже сейчас распласталась под кем-нибудь... Подумай лучше, как ей отомстить... Рохля... Простофиля...

Винарт побледнел, но на Саню не напал.

Теперь он научился ждать и знал, что настоящий успех кроется в терпении. Не выдав себя ничем, он ждал целую неделю, пока ему наконец не удалось поговорить с глазу на глаз с заведующим транспортным отделом.

Саню перевели в колонию строгого режима.

Винарт остался в гараже - сам себе хозяин и господин. Ему дали двух помощников - таких, которые могут подержать, подать, помыть. Техосмотр машин закончился успешно и вовремя.

Угрызения совести Винарта не мучили. Довольно на нем поездили! Теперь он, благодаря своему уму, выдвинулся в привилегированные. Теперь им не командовали, теперь командовал он, даже начальник транспортного отдела то и дело спрашивал: "Как вы думаете?" Не говоря уже о рядовых шоферах.

Магоне перестала отвечать на его письма, но это уже не огорчало, хотя он твердо решил отомстить и ей.

Глава X

Воздух в нашем крохотном кабинете стал таким, что хоть топор вешай. Кислорода в нем давно уже нет, и живы мы еще благодаря форточке, которая все время открыта настежь. Наверно, если послюнить пален и приставить его к радиатору отопления, зашипит, как горячий утюг, честное слово.

Мне вспоминается ядовитая бумага для мух. Квадратные листы толщиной с тетрадную обложку, такого же фиолетового цвета, с изображением огромных мух и предупреждающими надписями, чтобы кому-нибудь не вздумалось завернуть в такой лист бутерброд. Бумагу продавали после войны еще долго, мы покупали и отвозили бабушке в деревню, она клала ее в тарелку и заливала подслащенной водой. Как только муха подносила свой хоботок к воде, то сразу падала, задрав лапки.

Так и мы трое погибли бы здесь, окажись среди нас хоть один курильщик.

- Начнем все сначала, - голос Ивара я слышу будто издалека. - Итак, вам принадлежит тачка.

- Двуколка, - звучит в ответ.

- Хорошо, если вы хотите, назовем ее двуколкой, хотя, по-моему, это слово имеет совсем другое значение. Но не будем спорить, пусть будет два колеса.

- С шинами. Как у мотоцикла.

- Где вы взяли эту тачку?

- Получил по наследству, - Петерис Цепс отвечает быстро, очевидно, желая угодить Ивару.

- Значит, тачку вы получили по наследству от отца.

- От мамочки, папа умер первым.

- Как она выглядела, из чего была сделана?

- Она была такая зеленая... С такими гнутыми трубками и обита жестью. Я не сумею точно описать. А колеса были как с мотоцикла, только шины поуже.

- Как вы использовали тачку?

- Мы по-разному использовали...

- Например?

- Например, в хозяйстве. Возили картошку из магазина.

- Хорошо, картофель. А еще?

- Ездили на лесопилку.

- Вы один?

- Когда один, когда с Графом. Все зависело от того, как у него со временем.

- Что вы делали на лесопилке?

- Мне там разрешают собирать кору и чурочки, которые остаются при распилке. Это самые лучшие дрова - не надо ни колоть, ни...