Ночью в дождь...

— Да что тут вообще сторожить? Но сторожу положено быть. Вдруг случится что-нибудь серьезное? Он может позвонить в милицию… Бывает… пожарников вызывает… Летом еще ничего — народу много, чужие тут не показываются, а зимой почти все будки взламывают. Особенно те, что на окраине. Паршивые мальчишки. Ведь не держим здесь ничего такого, что стоило бы украсть, но эти сволочи гадят, а по пьянке могут и поджечь. Много ли надо — одну спичку и такая будка сгорит, как пучок лучины. Изловить их не удается: здесь не то, что на открытом месте. Сидят в какой-нибудь будке — пойди отыщи их. Я приладил один замок, другой — не помогает. Запри от такого, он вышибет стекло и все равно влезет. На зиму отключу электричество — недолго насидишься в темноте да в холоде…

— А милиция?

— Я же говорю… Тут ничего не увидишь, если в будку залезут. Но, бывает, их ловят — мы слыхали.

Мне очень нужен телефон, не откладывать же осмотр до утра. Сообщают о подобных случаях, как назло, всегда вечером. Вот и ходи тут как лунатик, а на другой день начинай все сызнова: ведь сам себе не веришь, что при свете фонаря заметил все.

— Сейчас уже будем на месте… Идите сюда! — Старик открывает калитку.

— Подождите, — останавливаю его. — Позвольте мне идти первым!

— Пожалуйста, пожалуйста!

Участок небольшой: широкие ровные грядки, остов парника над слоем листвы — она должна уберечь землю от глубокого промерзания; налево, в конце тропки, довольно аккуратный домик.

— Где?

— Идите вперед!

Дохожу почти до самого домика, но ничего не замечаю.

— Дальше идите по моим следам!

На взрыхленной земле видны глубокие следы. Они ведут к задней изгороди участка, где сетка между двумя столбами разобрана и смотана. Следы одного человека, других нет.

— Я тут весной всегда утопаю в воде, если канава не вычищена, — говорит он за моей спиной. — Мы туда ничего не бросаем — сама засоряется. Раньше я очень мучился — другие уже давно все посадили, а у меня еще полно воды на участке. Тогда я стал осенью немного подкапывать, и скажу вам — помогает. И теперь, смотрю, то же самое: канава полна почти до краев, значит, возле стока застряла какая-то кочка. Надо копнуть раз-другой — уровень спадет. А тут глядь — возле моего участка тоже кочка. Пойду, думаю, откопаю… Какая там кочка — целый пень!

На дне канавы ничком лежит человек. Мертвый. Я вижу часть его спины в грязном темно-синем плаще и затылок. Затылок густо залеплен кровью, поэтому я предполагаю, что рана — от удара, а не от падения навзничь.

Жидкие, серые волосы пожилого человека.

И ни одного следа ни на этой, ни на той стороне канавы.

«В теплую погоду труп всплывает через два-три дня, в холодную — немного позднее, и обычно всплытию не препятствуют даже привязанные тяжести», могу я процитировать из учебника криминалистики, хотя и не намерен вмешиваться в компетенцию судебного медика.

Поверхность воды в канаве зеленая, она покрыта водорослями, похожими на крохотные листочки. Я знаю, что каждый такой листочек — самостоятельное плавающее растение, у которого нет корней, знаю также, что этот слой в толщину может достигать более десятка сантиметров, но никак не могу вспомнить, как это растение называется. Если я вообще когда-нибудь это знал.

— Пойду поищу телефон, — говорю я. — А калитку пока заприте, пожалуйста.

— Мне тут остаться? — не скрывая неудовольствия, спрашивает старичок.

— Если уж начали помогать милиции, то делайте это до конца — стойте как скала и никого не подпускайте. Сторож знает всех владельцев огородов?

— Куда там! Да и меняются они.

На асфальтированной дороге я встречаю двух старушек с огромными охапками бело-фиолетовых цветов. Благодаря таким вот старушкам цветы можно купить в Риге даже поздно вечером. Мимо меня пролетает машина, затем другая — правила движения здесь толкуют весьма свободно. Даже неуклюжий хлебный фургон промчался на скорости не менее чем восемьдесят.

Глава III

«Здесь никогда ничего не изменится», — с грустью думал он, приближаясь к уголку своего детства и юности.

Его ярко-белая «Волга» застряла между заляпанными грязью автокраном и грузовым такси, у которого трепыхались брезентовые углы кузова. Шофер такси уже целый квартал ехал с включенным поворотником, надеясь, что во встречной колонне наконец появится хоть небольшая щель и он сумеет обогнать поливочную цистерну, размеренно тарахтевшую впереди. Однако встречная колонна тянулась бесконечно — тяжелые «МАЗы», «КрАЗы» и «Колхиды» в своих запыленных робах мрачно следовали друг за другом, черный дым глушителей и тяжелая угловатость внушали шоферу почтение — он не решался рискнуть, потому что улица была слишком узкой для трехрядного движения; оживленной и важной магистралью Риги она стала совсем недавно — после постройки нового моста и объездной кольцевой дороги. За всю свою девяностолетнюю жизнь улица не видела такого количества автомобилей, — в часы пик они ползут здесь как улитки, и пешеходы, идущие по тротуару, быстро обгоняют их.