Ночью все волки серы

— Тогда мне надо рассказать тебе о Призраке и о войне, — сказал он. — Это длинная история. Сейчас я не в состоянии. Не сегодня. — Он перевел взгляд с картонной коробки на дверь спальни. — Давай снова встретимся завтра в кафе, тогда я все и расскажу.

Я с трудом поднялся. Почувствовал, что нетвердо стою на ногах. Пол подо мной ходил ходуном.

— В то же самое время?

— Чуть позднее, — пробормотал он.

— Шесть часов — подходит?

Я кивнул.

Он обошел вокруг стола и крепко пожал мне руку.

— Во всяком случае, спасибо, что ты выслушал меня. Не думай больше об этом. Это все так… ерунда. Я всего-навсего… старый… человек.

Слова звучали все тише и тише. Он с трудом проводил меня в прихожую.

Я прошел через темную лестничную клетку и, открыв скрипучую дверь, вышел на улицу. В лицо ударил дождь, черный, леденящий. С противоположной стороны улицы на меня смотрела темная витрина, как пустая глазница на лице старика. Я высоко поднял воротник, втянул голову в плечи и пошел вперед.

5

Утром вкус кофе показался мне отвратительным. Через окна моей конторы я увидел проблески солнца сквозь плотные дождевые облака, а в моей душе по-прежнему был мрак.

Ялмар Нюмарк появился в кафе, как и договорились, в шесть. Он вошел в зал быстрым шагом и оглянулся, как будто опасаясь преследования. У входа он остановился, переводя взгляд с одного лица на другое. Отрывисто поздоровался, и я заметил вдруг, что он выглядит каким-то подавленным и крайне суетливым, что никак не было ему свойственно. Постоянно озирался по сторонам, пронзительно вглядывался в каждого входящего. Все время нервно размахивал газетой и за какие-то пять минут уже осушил первую пол-литровую кружку.

Когда Нюмарк заказал новую, я спросил:

— Что-нибудь случилось?

Он посмотрел на меня исподлобья и закусил нижнюю губу.

— Разве мы не распили вчера вместе бутылочку?

— Было дело, — кивнул я.

— Это-то я и чувствую. Мне вроде бы не бывает так скверно, как некоторым. Но дело не в похмелье, здесь другое. Как-то мне не по себе. Какой-то страх. Кажется, за мной кто-то следит.

— За тобой?

— Да, — произнес он глухо. Склонился над кружкой. Потом поднял голову и задумчиво посмотрел поверх моего левого плеча. — Лучше всего, наверное… Самое разумное — оставить спящих волков в покое.

— Ты о чем?

Он снова мрачно Посмотрел на меня.

— Ни к чему копаться в трупах; пролежавших в земле почти тридцать лет. В моем возрасте быстро устаешь. Насмотрелся всякого. Слишком много тяжких: невзгод, слишком мало счастья. Есть предел человеческому терпению, ведь правда?

Я провел пальцем по влажной, запотевшей поверхности кружки. Остался яркий след — от верхнего края до дна.

— Ты хотел мне рассказать о Призраке.

Он вновь огляделся. С соседнего столика до нас доносились обрывки разговора. Горластый, заросший щетиной парень рассказывал своему худосочному соседу про то, как он плыл на пароме из Кинсарвика до Квандала.

Ялмар Нюмарк придвинулся ко мне:

— Тебе действительно все это интересно?

— Конечно, — ответил я.

— Ну-ну. — Он выпрямился на стуле, как будто занял место на трибуне. Но аудитория, к которой он обращался, никак не была обширной. Говорил он приглушенным голосом и так тихо, что вряд ли хоть одно слово донеслось до соседнего столика.

— Сколько лет тебе было, Веум, когда кончилась война?

— Около трех. Я почти ничего не помню.

— Ну, а скажи тогда, что делал твой отец во время войны?

— Он принадлежал к так называемому огромному большинству. К тем, у кого не было заслуг. Кто не совершил ничего героического, просто перебивался. Продавал трамвайные билеты, как и до войны. Этим же он занимался, впрочем, и после войны. В свободное от работы время почитывал скандинавские мифы, но с нацистами ничего общего не имел. По своей природе он был вполне надежный социал-демократ. Но он умер, когда мне было четырнадцать, поэтому…

— Ясно. Не буду тратить слишком много времени на то, чтобы превозносить собственный вклад в борьбу с врагом. Но я был с теми, кто активно боролся. Ты помнишь дискуссии по поводу того, кто же явился инициатором движения Сопротивления, только здесь, у нас в Вестланне, организаторами были Рабочая партия и коммунисты во главе с Педером Фюрюботном[10]. Мне доводилось встречаться с ним и прежде — мой отец был столяр, и я рано начал помогать ему. Но когда Фюрюботн организовал штаб в Вальдресе, а я по-прежнему оставался в Бергене, связь именно с той группировкой несколько ослабла. Тем временем был создан Внутренний фронт движения Сопротивления и новые группы. В это время мне довелось пережить много драматических событий. Однажды, в краю Эвангер… — Тут он остановился, — Тебе не надоело?

— Нет-нет, нисколько, продолжай.