Ночью все волки серы

А Эва Енсен?

Она являет собой улыбку, которая так долго не гаснет.

11

Что прикажете делать человеку, если на дворе июнь, а дни стоят серые, в окно стучит дождь, и капли его похожи на какую-то грязную шелуху, а твой лучший друг лежит в больнице, местная футбольная команда снова скоро перейдет из первой лиги во вторую, бутылка со спиртным опустела, и не на что купить новую.

Я сидел у себя в конторе и пытался записать все то, что запомнил из рассказов Ялмара Нюмарка, и то, что мне удалось узнать в полицейском управлении. Попытался нарисовать некую хронологическую схему, начиная с 30-х годов. Записал все, что слышал о делах Харальда Ульвена в период 1943–1945 годов, как если бы он и в самом деле был тем самым Призраком. Обвел цифру 1953 и записал все имена, которые мне были известны в связи с пожаром на «Павлине»: Харальд Ульвен (еще раз), Элисе Блом, подчеркнул двумя чертами, ведь потом она стала любовницей Харальда Ульвена, Хагбарт Хелле (Хеллебюст), Хольгер Карлсен (умер в 1953-м) и Олаи Освольд (Головешка). На полях, немного наискось, я написал еще одно имя так, чтобы оно закрыло даты войны, Конрад Фанебюст. Потом пропустил несколько лет и подошел к 1971 году: Харальд Ульвен — умер? Юхан Верзила — пропал без вести? После чего изобразил большую жирную стрелку, направленную вниз. Здесь я написал: 1981 год — Ялмар Нюмарк сбит машиной.

Сидел и смотрел на этот лист бумаги. Схема мне ничего не говорила. Ничего нового. Если и была какая-то закономерность, я ее не видел, а все улики были по крайней мере десятилетней давности. Если они вообще существовали. И если мне пришлось бы искать иголку в стоге сена, у меня было, пожалуй, больше шансов, нежели распутать это дело.

Я выдвинул ящик письменного стола, взял в руки бутылку и убедился, что она пуста. Так и есть.

Сейчас я ничего не мог предпринять. Во всяком случае, до разговора с Ялмаром Нюмарком. А это, кажется, произойдет не скоро.

Меня пустили к нему только через неделю. До этого я несколько раз говорил по телефону с Хамре, чтобы получить подтверждение выводу, который я сделал из газет, — их молчание красноречиво свидетельствовало о том, что ничего нового не произошло.

В тот день, когда я собирался навестить Ялмара, я купил букетик ландышей, пакет винограда и книгу о нераскрытых преступлениях, которую я нашел в букинистическом магазине на Марквейен (чтобы был повод для разговора).

Идти в больницу в установленный для больных час посещений — это то же самое, что идти на похороны. Присоединяешься к процессии людей с одинаковыми приношениями — коробками конфет или букетами цветов — и чувствуешь себя членом большого тайного братства: братства здоровых. И, тем не менее, не найдется ни одного человека, который, придя в больницу с визитом, не ощутил бы боли в: животе, в сердце гили уж хотя бы в затылке. Обязательно где-то заноет. Ведь тут к вам может подойти врач и оттянуть веко, чтобы увидеть тот или иной симптом. А там, глядишь, уложат на каталку и повезут в операционную прямо с букетом цветов или коробкой конфет под мышкой.

Отделение, в котором лежал Ялмар Нюмарк, было на четвертом этаже. Пациенты лежали в ряд, один за другим, прямо в коридоре. Те, кому, повезло, лежали у окна, они могли смотреть на главный корпус, куда не дай бог было попасть: он был воплощением умения разумно и изощренно вкладывать капитал в нашей стране, которая согласно всем прогнозам в скором времени должна стать благодаря нефтяному буму одной из самых богатых в мире. В конце коридора я подошел к длинной узкой палате на шестерых, которая заканчивалась маленьким, напоминавшим жилую комнату закутком. Здесь подобно морскому туману струился сигаретный дым прямо над пациентами, которые возлежали на горах подушек, подложенных под спину, и смотрели все без исключения телевизионные передачи для детей: большинству из них было под девяносто.

Ялмар Нюмарк лежал где-то посредине левого ряда, с капельницей. Если судить по внешнему виду, он потерял килограммов десять, Кожа на лице была желтая, в капельках пота, в глазах — выражение такой безнадежности, которой я никогда не замечал раньше. Одна сторона лица — сплошь в синяках и кровоподтеках, а тело перебинтовано и заклеено пластырем. Он отрешенно смотрел в потолок. Обе ноги лежали на вытяжке, правая рука в гипсе, а левая рука с растопыренными пальцами напоминала мертвого краба.

Я боялся испугать его своим внезапным появлением и потому приближался к нему очень осторожно. Он никак не реагировал на мое появление.

Это был уже отнюдь не тот сильный, жизнелюбивый человек, который так уверенно рассуждал, стучал свернутой газетой по столу, чтобы подчеркнуть какую-то мысль, а потом, закончив, как громовержец вырастал над столом. Сейчас передо мной лежал как будто его дальний родственник из провинции, его бледная копия, мимолетное облачко на пасмурном небе.

— Привет, Ялмар! — произнес я, стараясь изо всех сил, чтобы голос мой звучал бодро.