Ночная бабочка. Кто же виноват?

– У Ленки зависну, – мечтательно улыбнулся Пашка. – На недельку. Ну, потом домой ненадолго. А летом сватов зашлю... А чо?

– Погоди, ты же в институт собирался поступать. Если женишься, какой институт?..

– Ну то да... Да ладно с ним, с институтом... – отмахнулся Пашка.

Я не удивился изменению в его планах. Удивляться я буду потом, когда мы будем в полной безопасности. А сейчас подобные эмоции неуместны. Вход в мирную жизнь открыт, но такое ощущение, что где-то затаился снайпер. Затаился и ждет, когда мы сделаем последний шаг...

Вертолет загудел, завибрировал. А Пашка все продолжал говорить. Его голос тонул в шуме работающего двигателя, а он говорил, говорил...

Винтокрылая машина поднялась в воздух... Если до этой поры мы одной ногой были уже дома, то сейчас оторвалась от земли наша вторая нога. «Домой, домой, домой», – гулко и монотонно гудели винты. Я очень хотел домой, я очень хотел поскорее увидеть Вику.

Как говорят в подобных случаях, полет проходил успешно. Но только до поры до времени. В один совсем не прекрасный момент вертолет швырнуло вниз с такой силой, как будто он свалился в воздушную яму. Я думал, что мы рухнем на землю, но машина лишь снизилась до критически низкой отметки и снова стала набирать высоту. И в этот момент грянул гром, и вертолет тряхнула разрушающая кинетическая энергия. Оглушающий грохот взрыва, дым, пламя... Воздушной волной меня швырнуло на Пашку, я очень больно ударился обо что-то головой. Но это были цветочки. Вертолет неудержимо падал на землю. Вернее, то, что от него осталось...

Не знаю, каким чудом я сумел сгруппироваться. И уж точно не понимаю, как это помогло мне избежать летального исхода. Сознания при ударе я не потерял, но долго приходил в себя. И еще дольше выбирался из сплющенного транспортного отсека. Кабина пилота была вырвана взрывом еще раньше...

Сначала я выбрался из-под обломков. И только затем осознал, что под ними остались мои друзья. Пришлось лезть обратно. Голова гудит как медный колокол, перед глазами пульсирующие круги. Такое ощущение, будто от удара я проглотил язык – в глотке мешающий ком, дышать удается с большим трудом... Да, я проглотил язык. И удивительно, как я до сих пор жив. Но я не удивлялся. В те минуты я действовал на автопилоте, на рефлексах. Сначала вытащил из-под обломков бесчувственного Пашку, только затем сунул руку в рот и, не отдавая себе отчета в собственных действиях, вернул язык на место. Отбросил в сторону автомат в решимости снова лезть в салон... Я даже не понял, что, вытаскивая Пашку, умудрился поднять оказавшийся под ногами автомат. Зато понял, что за вторым своим товарищем лезть нельзя. Остатки вертолета вспыхнули и занялись пламенем. Еще немного, и может рвануть...

Автомат я оставил на земле. Пользы от него никакой: нет магазина с патронами. Схватил Пашку за шиворот двумя руками и потащил по земле прочь от пылающей машины. Мне удалось преодолеть метров десять, прежде чем она взорвалась. Я упал на землю, пропуская над собой хлипкую ударную волну и пылающие обломки вертолета... Пронесло. Но что дальше? Куда идти? Куда тащить Пашку? Вокруг открытое поле, словно забором со всех сторон огороженное лесополосами. До ближайшей «ограды» метров семьсот-восемьсот. Но что скрывается за ней? Может, оттуда стреляли по вертолету? Может, оттуда сейчас появятся боевики?..

Поле непаханое, трава уже зеленая, но еще не поднялась. Ни ложбинки нигде, ни оврага, чтобы спрятаться. И оружия, чтобы отстреливаться, нет.

– Что же делать, Пашка? Что же делать? – в попытке сосредоточиться спросил я у друга.

Но тот не отвечал. Без сознания... А может... Только сейчас до меня дошло, что у него неестественно выгнута в сторону шея. Столько волок его по земле, а только сейчас заметил, что с Пашкой что-то не то. Похоже, у него сломана шея. Я приложил пальцы к шее – пульса не было. Пашка был мертв. Пашка! Мой друг! Все-таки добили его проклятые чеченцы!.. Твари! Скоты! Уроды!.. Я готов был выть от отчаяния, грызть землю под ногами. Но даже отбитым сознанием я понимал, что делу это не поможет. Это же сознание подсказало мне, что в накладном кармане брюк у меня лежат несколько автоматных патронов. На память с собой прихватил...

Проклиная судьбу и чеченцев, я вернулся к пылающему вертолету. Автомат лежал вне зоны огня, но в непосредственной близости. Деревянное цевье нагрелось так, как не могло нагреться даже после двухчасовой непрерывной стрельбы.

Я дотянулся до автомата, вернул себе. Немного остудил на прохладном воздухе. Пересчитал патроны. Ровно четыре штуки. Совсем ничего. И стрелять, если что, придется одиночным, после каждого выстрела пальцами вставляя патрон в патронник. Если что... Четыре патрона – для боя очень мало. Для того, чтобы застрелиться – очень много. Но стреляться мне совсем не хотелось. И даже когда появился мчавшийся на меня «уазик», я постарался задвинуть эту глупую мысль на задний или, вернее сказать, запасной план. В машине могли быть чеченские боевики, но их может быть четыре человека или даже меньше. Тогда каждому по пуле...