Ночная колдунья

Погрузившись в мысли, следователь незаметно добрел до сада и стал прогуливаться по аллеям. Гуляющих оказалось мало, в основном няньки с детьми да старухи, совершающие ежедневный моцион. В воздухе уже чувствовалось холодное дуновение зимы. Земля сковалась льдом, хотя кое-где еще виднелись остатки пожухлой травы. Деревья облетели, и сквозь их темные силуэты проступали жесткие линии Адмиралтейства. Сердюков покружил вокруг уже выключенного на зиму фонтана и медленно двинулся в обход памятника Пржевальскому. Скользя взором по фигуре ученого и его замечательной лошади, он продолжал размышлять о деле. И тут плавное течение его мыслей прервалось знакомым скрипом инвалидной коляски. Он помедлил и все же повернулся, уже зная, что увидит. Навстречу шла дама в пушистом манто и небольшой шляпе, из-под которой выбивались непослушные медные пряди. Впереди себя она с усилием толкала кресло, в котором сидел, понуро опустив плечи, мужчина. Его ноги укрывал клетчатый плед, глаза закрыты, он словно дремал. Сердюков приподнял шляпу и поклонился. Его сердце бешено заколотилось. Женщина прищурилась, узнала, кивнула головой и остановилась. Кресло подкатилось под самые ноги полицейскому, так, что он даже вынужден был отступить на шаг.

– Мое почтение, Маргарита Павловна! Как сегодня самочувствие Дмитрия Ивановича?

Услышав посторонний голос, назвавший его имя, сидящий в кресле Гривин открыл глаза и с неудовольствием воззрился на следователя.

– Вашими молитвами, – зло усмехнулся он. – Видите, к чему привело ваше легкомысленное попустительство преступникам!

Сердюков потоптался на месте. А что ему было отвечать? Кто бы мог подумать, что проклятая балка упадет и преломит Гривину хребет? И что в конечном итоге именно он, Гривин, займет место в инвалидной каталке?

– Видимо, маг опять что-то напутал, – грустно попытался отшутиться Сердюков, но его слабая улыбка осталась без ответа.

– А вы ведь, Константин Митрофанович, стало быть, не исцелились полностью от ваших сладострастных видений, коли постоянно ищете встречи с госпожой Прозоровой, подстерегаете нас на прогулках? – Бледное лицо Гривина исказила гримаса.

Он сильно изменился. Страдание, причиненное недугом, глубокими горькими складками пролегло по его выразительному лицу.

– Вовсе нет! – следователь покраснел. – Я тут совершенно случайно, по наитию, и не думал вовсе вас тут повстречать.

– Дмитрий, прекрати, ради бога! Ведь он и сам пострадал! Ты несправедлив к господину Сердюкову! Мы ему многим обязаны! Дело закрыто, не так ли, господин следователь? – Маргарита мягко улыбнулась, стараясь тем самым сгладить неприятность разговора.

– Так-то оно так, но все же много осталось непонятного. Возможно, я еще вернусь к этому делу. А как Варвара Платоновна? – Полицейский старался сохранять спокойствие, хотя присутствие Маргариты действительно до сих пор еще волновало и тело и душу.

– Варя уехала лечиться в Швейцарию. Она заявила, что, так как магический опыт не удался, – Маргарита сделала выразительную паузу и посмотрела на неподвижную фигуру в кресле, – или, во всяком случае, не так, как было обещано Кондратием, то и разговора о передаче доли наследства быть не может. Одно хорошо, она согласилась на развод, впрочем, в теперешних обстоятельствах это и немудрено. По мнению Варвары Платоновны, возмездие не свершилось.

– Как сказать, – зло заметил Гривин и поежился. От неподвижного сидения он быстро замерзал, даже будучи очень тепло одетым и укутанным заботливой рукой Марго.

– Дмитрий, мы с тобой говорили, и не раз, ты же и сам полагаешь, что в происшедшем с тобой несчастье нет ни капли мистики.

– Так же, как и не было его в падении Вари с лошади накануне свадьбы, – кивнул головой Гривин и выразительно повел бровями.

По всему было видно, что он пребывает в крайне раздраженном состоянии духа. И немудрено, ведь он не ожидал такого последствия магических опытов!

– Значит, теперь вас ожидает сомнительное удовольствие участия в бракоразводном процессе и дележе имущества? – поинтересовался Сердюков.

– Увы, – вздохнула вдова и поправила съехавший плед на безжизненных ногах Дмитрия Ивановича.

В этот момент на конце аллеи появилась няня с мальчиком.

– Маменька! Маменька! – Юный Прозоров бежал к матери.

Он запыхался, щеки горели ярким румянцем, темные кудри выбивались из-под плотной шапочки. Коленька подбежал к Маргарите и подпрыгнул, видимо, желая обнять мать целиком. Она засмеялась и хотела приподнять его, но, одетый в тяжелую шубу, он оказался ей уж не под силу.

– Нет, милый, я уже не могу тебя поднять!

– Как он вырос! – искренне удивился Сердюков.

«И как похож на своего отца Платона Петровича Прозорова! Просто поразительно!» – чуть было не вырвалось вслух. Но, поймав внимательный и настороженный взгляд Гривина, следователь промолчал. Однако Марго, несомненно, поняла выражение лица полицейского и засмеялась счастливым радостным смехом.

Семейство двинулось дальше, мальчик скакал вокруг, кресло натужно скрипело, Маргарита что-то нежно выговаривала унылому Гривину, а Константин Митрофанович снова остался наедине со своими думами.