Они сидели в расслабляющей тишине, потягивая чай. Асад украдкой посматривал в ее сторону, пытаясь запомнить некоторые подробности, которых непременно будет от него требовать Генри. Одета весьма экстравагантно – правда, если не брать в расчет пальто, все в приглушенных коричневато-зеленоватых тонах, которые так любят местные дамы. Бледные тонкие руки. Асад без труда мог представить, как эти руки перебирают струны какого-нибудь волшебного инструмента. Длинные спутанные волосы, стянутые небрежным узлом, – полная противоположность аккуратному каре ее дочери. Глаза, которые она постоянно отводит; их опущенные уголки свидетельствуют о затаенной печали.
– Вот уж не ожидала такого увидеть, – нарушила она молчание.
– Вы о чем?
– О вашем магазине. У вас есть все, что я люблю. Пармская ветчина! Сладкий картофель… Мне казалось, в сельских магазинах, где сплошные ящики с яблоками да резиновый сыр, хозяйничают толстые женщины средних лет. А не высокие… – Она смутилась и замолчала.
– Чернокожие мужчины, – закончил он за нее. – На самом деле я сомалиец.
– А как вы здесь очутились? – Она покраснела, вероятно решив, что совершила бестактность. – Простите. За последнее время я совершенно отвыкла от светских бесед.
– Ничего страшного. Я приехал в Лондон в шестидесятых. Встретил Генри, своего партнера, и, как только появилась такая возможность, мы удрали из города. А здесь тихая, размеренная жизнь… Это очень полезно для моего здоровья. Астма, понимаете ли, – объяснил он.
– Да, здесь безусловно тихо.
– А как вы справляетесь, миссис Деланси? В таком-то огромном доме?
Он пошарил рукой под прилавком, достал жестяную коробку с печеньем и протянул посетительнице. Она не стала отказываться.
– Изабелла. Справляемся понемножку. Правда, медленно. Горячая вода и тепло, – слава богу, хоть это есть. У нас впереди еще столько дел, что голова кругом идет. У меня отложены кое-какие деньги, но я даже не представляла себе, во что мы ввязались. Во что я ввязалась, – поправилась она. – Последний раз, когда я была здесь, дом выглядел совсем по-другому.
Ему хотелось ей все объяснить, предупредить, что ее присутствие может быть неприятно не только местному лесничему и что остерегаться следует в первую очередь вовсе не человека с ружьем. Но она выглядела такой ранимой, такой беззащитной, и он решил не усугублять ее горести. Тем более что утверждать наверняка он ничего не мог.
– А ты так ничего и не заметил.
Мэтт оторвал взгляд от кружки с пивом и заглянул в чуть раскосые зеленые глаза Терезы. Она была так близко, что он чувствовал аромат ее духов, пробивавшийся сквозь запахи кухни и пива.
– Чего именно не заметил?
– Что во мне кое-что изменилось. – Она откинулась назад, положив руки с ярко накрашенными ногтями на стойку бара.
У игрового автомата неподалеку громко вопили двое парней в тренировочных костюмах.
– Ты сделала маникюр?
– Нет! – задорно блеснула она глазами.
На ней был фиолетовый кружевной бюстгальтер, который, когда она наклонялась, виднелся в глубоком декольте.
– Попробуй еще раз, – сказала она, и его взгляд заскользил по ее телу, в чем она, впрочем, и не сомневалась. – Ну что ты на меня пялишься?! – прикинулась она оскорбленной.
– А если мне хочется? – невозмутимо спросил Мэтт.
– Ну, давай же, – не сдавалась Тереза.
Мэтт отлично понимал, что вывел ее из себя. Тереза для него – точно открытая книга. Всегда была.
– Ты похудела.
– Ты мне льстишь.
– Новая губная помада.
– Не-а.
Он залпом осушил кружку:
– Ну, тогда не знаю. Все эти игры не по мне.
Их взгляды встретились. «Ой ли?» – говорили ее зеленые глаза, и он вспомнил, как неделей раньше она извивалась под тяжестью его тела в своей спальне. Мэтт почувствовал некоторое напряжение в паху и бросил взгляд на часы. Он обещал Лоре вернуться к семи тридцати.
– Мэтт!
Резко развернувшись, Мэтт увидел Байрона, взгромоздившегося на соседний табурет.
– Ну, ты как? По пивку? – спросил Мэтт. Байрон кивнул, и Мэтт махнул рукой Терезе. – «Стеллу», пожалуйста.
– Ты что, сдаешься? – надулась Тереза.
– Неужто нельзя дать человеку спокойно попить пива?! – рассердился Мэтт и, отвернувшись от Байрона, добавил: – Ладно, сдаюсь. Если честно, то я, грешным делом, и запамятовал, в чем был вопрос.
– Мои волосы, – объяснила она, оторвав руку от насоса. – Я сделала мелирование. Посмотри. – Тереза поставила кружку на стойку, наклонила голову и взъерошила волосы, показав ему осветленные пряди.
– Мило, – небрежно бросил Мэтт, а когда Тереза отошла, выкатил глаза на Байрона, словно желая посетовать на непредсказуемость женщин. – Все в порядке? – поинтересовался он.
– Неплохо, – сделав глоток пива, отозвался Байрон. – Я опрыскал загоны в низине. Пока не уверен в качестве почвы, но, по-моему, она вполне ничего. Может, это даже к лучшему, что ее не стали распахивать.
– Класс. Для меня это все пустой звук, но Лора будет довольна.
– А еще в лощину между рощей и тропой для наездников повадились олени. Я видел сегодня одного самца, а вчера еще нескольких. Ну, выстрелил пару раз, чтобы их спугнуть, но они непременно вернутся.