Мэтью устало вздохнул. Индеец снова обратился к нему:
— Уходи отсюда. Мы пройдемся с тобой. Лошадь должна отдохнуть.
— И далеко придется идти?
— Недалеко. До рассвета.
Мэтью кивнул. Он не совсем понимал индейцев, но решил, что к рассвету точно доберется до таверны Бэкеттов.
— Еще одно слово, — сказал индеец. — Как это говорится?
— Да, — ответил Мэтью, — так и есть.
Он знал, что не скажет ни слова ни Бэкеттам, ни даже Хадсону Грейтхаузу. Тот либо рассмеется ему прямо в лицо, либо сразу отвезет в Бедлам. Нет, лучше придумать что-то о десяти фунтах… впрочем, придется ведь заплатить за два потерянных пистолета, так что сумма выйдет меньше.
В любом случае, проще сказать, что он отвез письмо королю Сиама, чем…
… чем Валлоку Боденкиру — кем бы это существо ни было. Мэтью сомневался, что когда-либо снова увидит Карлиса фон Айссена, но если это произойдет…
Мэтью надеялся забыть эту ночь, решить, что она — всего лишь кошмарный сон, но вряд ли ему это удастся. Хотя он готов был приложить все силы, чтобы стереть все ее события из своей памяти — даже если для этого придется влить в себя семнадцать бутылок вина и съесть целую индюшку.
Никто не должен знать.
Никогда.
Но… что насчет тех людей в лесу? Неужто они все — безумцы?
Да. Стоило на этом и остановиться.
Далеко в лесу снова раздался вой, но он отличался от прежнего. В нем не было жестокости, гнева, ярости или гнета давней войны. Певучесть этого воя — странная мелодия ночной симфонии — даже можно было назвать красивой.
— Они поют, — сказал индейский воин. — Интересно, почему.
Мэтью лишь слабо улыбнулся.
Он посмотрел, как земля освещается лунным светом. Он представил, как Грейтхауз называет его глистой и слабаком. Но сейчас Мэтью казалось, что в нем заключена огромная сила. Б
Мэтью знал, что докажет это рано или поздно.
Он взял Сьюви под уздцы, и они в компании индейцев направились к рассвету.