Ночная птица

Фрэнки помнила, как рассказала отцу о своих планах стать психиатром. Тот был ошарашен. Он не считал психиатрию наукой. Для него она была чем-то вроде астрологии с блоком рецептурных листков. Долгие годы Фрэнки приходилось терпеть его злые насмешки. «Какая разница между физикой и психиатрией? В одной требуются знатоки, в другой – знахари». И после этих слов он хохотал. Она в жизни не слышала более злобного смеха. Если б отец был жив, сейчас он от души посмеялся бы над ней. Обвинил в том, что случилось с Бринн и Моникой. «Психиатры – они как дети, которые, ничего не понимая, без разбора жмут на все кнопки в машине, – сказал бы он. – Смотри, что ты наделала. Эти женщины доверяли тебе, а ты убила их».

Только нынче осуждающий голос, звучавший у нее в голове, принадлежал не Марвину, а ей самой.

Фрэнки побежала обратно к городу. Теперь она бежала быстрее, и шум ее дыхания заглушал другие звуки. Обычно, если что-то оглушало ее, женщина не могла думать, и сейчас ей совсем не хотелось думать. Она сосредоточилась на куполе Дворца изящных искусств и на высящихся позади Дворца, на холме, небоскребах, в частности на пирамидальном здании «Трансамерика». Стараясь не сбиваться с темпа, Фрэнки бежала через субботнюю толпу. Бежала так быстро, что буквально пронеслась мимо мужчины, сидевшего на скамейке.

В этом море лиц кое-кто наблюдал за ней. Уже проскочив мимо мужчины, Фрэнки сообразила, что его лицо ей знакомо. Мгновение на размышления – и она поняла, кто он такой. Остановившись, шагом вернулась к скамейке. Мужчина ждал ее.

Несмотря на учащенное дыхание, Фрэнки удалось изобразить нейтральную улыбку.

– Тодд.

– Здравствуйте, доктор Штейн.

Она собралась было произнести банальность про сюрприз, но поняла, что никакого сюрприза тут нет. В Сан-Франциско всегда можно неожиданно встретить кого-то из знакомых. Однако по его лицу она видела, что он ждал ее. На какое-то мгновение Фрэнки охватил параноидальный страх, и она сказала себе, что в такой реакции виновато странное ночное письмо. Глядя на Тодда, врач пыталась вспомнить, входил ли он в число тех пациентов, которым она давала адрес своей личной почты.

Фрэнки села рядом с ним.

– Давно не виделись.

– Пять месяцев.

– Как вы? – спросила она.

– Честно? Не очень.

Фрэнки не стала спешить с ответом. Она дождалась, когда выровняется дыхание. Люди прогуливались по Променаду, не обращая на них внимания, однако она все равно предпочла говорить тихо.

– Жаль слышать такое. Позвоните и запишитесь на следующую неделю, тогда мы с вами и поговорим.

– Нет, не могу, – ответил Тодд. – Я не могу приходить к вам в кабинет.

– Почему?

– Потому что вы делаете записи. Ведь этого от вас требует закон, да? А я не хочу, чтобы что-то записывалось.

Фрэнки наклонилась вперед, опершись локтями на колени, и устремила взгляд на свои кроссовки.

– Значит, наша встреча не случайна… Вы следили за мной?

– Нет, я…

– Я буду честна с вами, Тодд. Мне не нравится, когда меня преследуют, а сейчас именно такой случай.

Он помотал головой.

– Простите, доктор Штейн. Я не следил за вами. Просто вспомнил, как вы рассказывали, что любите бегать здесь по субботам. И подумал, что грех не воспользоваться такой возможностью.

Внутренний голос подсказывал Фрэнки, что нужно встать и уйти. Тодд – не первый из ее пациентов, кто пытается пересечь линию, отделяющую личное от профессионального. Некоторые даже заявлялись к ней домой на День благодарения и делали неуклюжие попытки ухаживать. Ее задача состояла в том, чтобы спокойно и вежливо дать им от ворот поворот. Однако сейчас она этого не сделала. В голосе Тодда было нечто, что заставило ее остаться.

Его звали Тодд Феррис. Под тридцать, высокий, костлявый, с тоскливым выражением на лице и рассеянным взглядом, он имел обыкновение говорить тихо, поэтому Фрэнки всегда приходилось наклоняться к нему, чтобы услышать. Длинную клочковатую растительность на подбородке Тодд гордо именовал бородой. Сейчас он был одет в серую толстовку с надписью «Казино Буматун» и джинсы, на голове у него была синяя шерстяная шапка, в ухе поблескивало серебряное колечко, а на шее на цепочке висел крестик.

Тодд не был успешным случаем. Он пришел к Фрэнки пять месяцев назад, мучимый воспоминаниями о том, как его запугивали и изводили в детстве. Психологическая травма усугубилась после того, как он поступил на работу в одну из крупных компаний по разработке игр под начало требовательного и грозного босса. Тодд перестал спать и не мог работать. И начал пить.