Ночная пуля

Перрон крытый. Вот-вот подойдет поезд. Вроде бы уже и не крытый. И не вокзал. А полустанок. И стоять поезд будет всего минуту, а может быть и еще меньше. С трудом забираюсь в последний вагон. Собственно, это и не вагон вовсе. А отго­рожена часть паровоза. Публика внутри премерзкая. Отвратные такие рожи. Билеты начинают проверять. Разве можно успеть купить билет? Да еще выясняется, что идет этот состав из двух вагонов в другую сторону. Мелькают за окном знакомые полустанки Казанской железной дороги.

5. Тайны творчества

Тщательно помешиваю очередную порцию детской кашки, ва­рящейся на малом огне. На сей раз из гречневой муки. В ней есть железо и прочие микроэлементы, необходимые для жизнедеятельности. Внушаю себе почтение к этому продукту, от которого меня уже изрядно воротит.

После еды решаю проверить чердак. Поднимаюсь наверх. К люку ведет короткая железная лестница, покрашенная белой масляной краской. Он оказывается не закрытым. Осторожно от­крываю крышку и попадаю в чердачное помещение. Задеваю голо­вой какие-то веревки, видимо, повешенные когда-то для сушки белья. Иду на свет. Около окошка за пулеметом в профессио­нальной позе, раскинув ноги, лежит Михалыч. Рядом сидит Эн и набивает в магазин патроны. Михалыч в офицерской гимнастер­ке без погон, галифе и сапогах. Форма полушерстяная. Он на­поминает пулеметчика с плаката из серии учебных пособий для курса молодого бойца.

- Еле нашел подходящее место, - поворачивает он ко мне голову. - На крышах снайперы! Погляди! - приглашает он.

Я нагибаюсь. Действительно, маленькие фигурки залегли на крышах противоположных домов.

- Отсюда прекрасный обзор и отличный сектор обстрела! Если со мной что-нибудь случится, возьмешь командование на себя! - обращается он строго к Эн.

Та делает вид, что не слышит и продолжает сосредоточен­но набивать патроны.

- Ты что, оглохла?! - интересуется Михалыч.

- А ты сдурел? Да? - огрызается Эн. - Неужели я буду по своим?! Патроны набиваю? Набиваю! Вот и скажи - спасибо!

- С каких это пор они стали твоими? - спрашиваю я.

Она укоризненно качает головой, мол, хватит с меня это­го охламона Михалыча, но ты то, что придуриваешься!

- Энька - стерва! - сообщает мне Михалыч. - Но хороша ведь! Ничего не скажешь!

На Эн ладно сидит солдатская хлопчатобумажная форма. Во­ротник гимнастерки расстегнут. Немного видна грудь.

- Ты что, на голое тело надела обмундирование? - пытаюсь сбить с нее самодовольную спесь.

- Нет, вы все здесь с приветом! - реагирует она и вырази­тельно крутит пальцем у виска.

- Это будет где-то два на три... - мечтательно говорит Михалыч. - В серо-лиловых тонах! Кажется, оставался еще боль­шой холст. Я ей предлагал надеть кожаную тужурку! Отказалась, дуреха! Тельняшка и кожанка! Ей богу, было бы лучше!.. Впро­чем, так тоже ничего... Та-та-та, та-та-та, - начинает он крутить стволом.

- Чувствую, дальше репетиции дело не пойдет! - с сожале­нием вздыхает Эн.

- Крови ждешь? - интересуюсь я.

- Не крови, а настоящего дела! - резко отвечает она.

- Энька - стерва! - снова оживляется Михалыч. - Хочет моей погибели! А у меня - дети, - доверительно говорит он мне.

- Так ведь взрослые! И без тебя не пропадут! - резонно замечает Эн.

- Ну, как тебе нравится? - довольно смеется Михалыч. От­рывается от пулемета и начинает лапать Эн.

Это зрелище видеть уже совершенно невыносимо, и я ухо­жу. По дороге к себе размышляю об утрате Жизни и способе взаимодействия с потерянным. Подлинное бытие - не сам чело­век и не окружающий его мир. Надо попытаться бесстрастно созерцать и постепенно избавиться от субъекта как объекта отношений. Страсть расширяется и переходит в любовь...

Решаю пробовать! Прошу Эллу. Она находит у Михалыча не­большой загрунтованный холст. Приносит кисти, краски. Начну с обнаженной натуры. Это проще. Нужна модель. Снова прошу Эллу. Она охотно соглашается. Ищу необходимое освещение. Все не то. Наконец удается найти то, что нужно. Делаю наброски углем. Увлекательное это дело, оказывается, - живопись! Жаль, что поздно сообразил. С шитьем курток никакого сравнения! То было только ради денег. Элла проявляет удивительное тер­пение. Чувствуется школа. Я благодарно целую ее... Еще пара сеансов и надеюсь закончить...

Целых два дня ушло на окончание работы. Опустошен и счастлив. Хочется узнать мнение профессионала. И будто услы­шав мои мысли, неожиданно заходит Михалыч вместе с Эн. Он долго рассматривает картину.

- Недурно... - цедит сквозь зубы. - Ей богу, недурно... А тебе как? - обращается к спутнице.

Та хмыкает, чуть прикусив губу. Капелька крови течет по подбородку.

- Получилось... - шепчет она.

- Модель мне кого-то напоминает... - задумывается Миха­лыч.

Хотя узнать натурщицу нельзя.

- Нет, не пойму кого... - с досадой и к моему облегче­нию заканчивает он.

Михалыч по-прежнему в военной форме и напоминает вождя. Протягивает мне портсигар.

- Бери! Золотой! На память! - говорит он. - В обмен на картину! - доканчивает и портит впечатление своей корыстью.

- Нет! - не соглашаюсь я. - Лучше вечером я его у тебя отыграю.