Ночная школа. Наследие

— Хорошо, что я рассказал тебе об этом, — вдруг произнес он грубоватым и хриплым от нахлынувших на него эмоций голосом, который постарался смягчить ласковой полуулыбкой. — Как ни странно, после этого мне стало гораздо легче.

— Теперь еще одно небольшое усилие, и мы покончим со всем этим, — сказала Элли, бросив исподтишка взгляд в свою тетрадь с вопросами. — Испытывал ли ты хоть когда-нибудь чувство симпатии по отношению к Натаниэлю? Хотелось ли тебе уничтожить школу? Участвовал ли ты в каких-либо заговорах против Изабеллы?

— Нет, нет и нет, — сказал Картер, откидываясь на деревянную спинку лавки и вытягивая перед собой ноги. — Что-нибудь еще?

— Кажется, это все. — Элли торопливо сделала несколько заметок в своей тетради и неожиданно заметила вопрос, который забыла задать. — Ох, нет. Извини. Остался еще один. Говорил ли ты обо мне с кем-нибудь из людей Натаниэля?

Неожиданно Картер сел на лавке прямо, склонил голову набок и осведомился:

— А не кажется ли тебе этот вопрос несколько странным?

— Кажется. Но Элоиза потребовала, чтобы я задала его тебе. Уж и не знаю почему.

Записывая предыдущие ответы Картера, Элли не обратила внимания на то, что он внезапно заколебался. Но чуть позже явственно почувствовала проступившую в его тоне неуверенность.

— Нет, насколько мне известно.

Элли посмотрела на него в упор, стиснув ручку в пальцах.

— Что ты сказал?

— Я сказал: «Нет, насколько мне известно».

Элли смутилась.

— Не совсем тебя понимаю. Как прикажешь толковать это твое: «насколько мне известно»?

— Но я же разговаривал с Гейбом, не так ли? — Он заерзал на месте, как если бы ему вдруг стало неудобно сидеть. — Пока неожиданно не выяснилось, что он убийца и сторонник Натаниэля.

Элли почувствовала, что сердце у нее забилось с удвоенной силой. Стараясь говорить как можно спокойнее, она произнесла:

— И что же ты говорил обо мне Гейбу?

Картер неопределенно пожал плечами.

— Так… всякую ерунду…

— Всякую ерунду, говоришь… — протянула Элли, в душе которой зародилось крохотное семечко подозрения. — И какую же, интересно знать?

Он снова пожал плечами.

— Такую, какую имеют обыкновение говорить друг другу парни. — Он встретился с ней глазами. — Брось, Элли, не надо придираться к словам. В конце концов, он считался моим другом. Вот я и болтал с ним о всяких пустяках. Не знаешь, что ли, как это бывает?

— Не знаю, — ответила она, тоже садясь на лавке прямо и одаривая его прокурорским взглядом. — Итак, что конкретно ты говорил обо мне Гейбу?

— Уже и не помню. — Он упрямо выпятил челюсть и скрестил на груди руки. — Он действительно задавал о тебе много вопросов. А я не придавал тогда этому значения. Ну и отвечал что-то, разумеется.

— Интересно, что относительно этих разговоров ты мне даже полсловечка не сказал! — вскричала она, после чего сделала паузу, чтобы поглубже вздохнуть и попытаться успокоиться. — Ну а Изабелле? Изабелле сказал?

— Нет. — С каждой минутой в его голосе все чаще прорывались виноватые нотки. — Да я вообще об этом забыл, пока ты не напомнила. Говорю же: не придавал тогда этому никакого значения. Так что не надо смотреть на меня как на подозреваемого в убийстве!

* * *

— О’кей, — произнесла она ровным голосом. — Извини, если что не так. Поставим вопрос иначе. Не можешь ли ты вспомнить, о чем он тебя тогда спрашивал?

С шумом втянув в легкие воздух, Картер поднялся с места и прошел к стене, на которой красовалось вытянутое в вертикаль изображение ивы, сделанное каким-то средневековым художником. Внизу, под корнями дерева, можно было различить надпись: «Древо жизни». Элли любила эту картину больше всех прочих, но сейчас едва на нее взглянула.

После долгой паузы он сказал:

— Гейб спрашивал меня о твоей семье. О том, где ты живешь в Лондоне, кто твои друзья и так далее. Понятно? — Он повернулся и посмотрел на нее.

— И что ты ему рассказал? — спросила она.

— То, что знал. А знал я немного, — ответил Картер. — О Южном Лондоне, о муниципальной школе, которую ты посещала, о парнях, с которыми дружила. Если мне не изменяет память, одного звали Марк, а другого — Хэрри. О том, что у тебя неважные отношения с родителями.

Элли старательно отгоняла от себя мысль, что ее предали. Но, судя по ответу Картера, он сообщил Гейбу довольно много различных сведений о ее жизни до Киммерии.

«Не знаю, что делать дальше, о чем спрашивать».

Потом она вспомнила слова Элоизы относительно того, что это своеобразное дознание должно иметь вид журналистского интервью.

— Думай как репортер, — сказала ей Элоиза во время их разговора наедине в библиотечном кабинете с расписными стенами. — Представь, о чем спросил бы его журналист, если бы брал у него интервью. И запомни еще одну вещь: если не будешь смешивать собственные эмоции с работой, тебе будет легче отделять главное от несущественного.

Элли с минуту размышляла о том, какие вопросы задала бы Картеру, не будь она его близкой подругой.

— Не спрашивал ли он тебя о чем-нибудь таком, что показалось тебе странным? Или нестандартным?

— Он спрашивал меня о твоем брате.