– Да, да, только ты, юноша, пожалуйста, говори тише.
– И торговец рыбой говорит, что настанет день, когда разгневанные массы восстанут и сбросят свои подковы, – заявил Сэм.
«Если бы я был шпионом Загорло, этого торговца бы уже выпотрошили, – подумал Ваймс. – Да и наша мамочка – настоящая революционерка.
Может, преподать этому идиоту несколько уроков по основам политики? Кто же не мечтал о таком шансе… “Ах, если бы я уже тогда знал то, что знаю сейчас…” Но с возрастом понимаешь, что ты-нынешний и ты-молодой – два совершенно разных человека. Тогда ты был простодушным идиотом. Ты был тем, кем и должен был быть, чтобы совершить восхождение по тернистой тропе к себе-нынешнему. И простодушный идиотизм – один из участков этой тропы.
Уж лучше иная мечта: “Ах если бы я никогда не узнал того, что знаю сейчас…” По крайней мере, спал бы крепче».
– А чем занимается твой отец? – спросил Ваймс, будто сам не знал ответа.
– Он скончался очень давно, сержант, – ответил Сэм. – Когда я был совсем маленьким. Его сбила повозка, когда он переходил улицу, мама рассказывала.
«Она еще и непревзойденная лгунья».
– Жаль это слышать, – сказал Ваймс.
– Э… Мама говорит, что с радостью угостила бы вас чаем. Вы ведь тут почти никого не знаете…
– Юноша, дать тебе еще один совет? – спросил Ваймс.
– Конечно, сержант, ваши советы такие полезные.
– Младшие констебли не приглашают своих сержантов на чай. Не спрашивай почему. Просто не принято.
– Вы не знаете нашу маму, сержант.
Ваймс закашлялся.
– Все мамы одинаковы, младший констебль. Им не нравится, когда мужчины начинают жить самостоятельно – вдруг их милые мальчики нацепляют всякого разного?
«Кроме того, я знаю, что последние десять лет она живет в районе Мелких Богов, так что я скорее положу руку на стол и сам дам Загорло молоток, чем покажусь на Заводильной».
– Она сказала, что приготовит для вас сдавленный пудинг, сержант. Наша мама готовит замечательный сдавленный пудинг.
«Самый лучший, – подумал Ваймс, глядя перед собой. – О боги. Самый лучший. В этом никто не может с ней сравниться».
– Очень… любезно с ее стороны, – пробормотал он.
– Сержант, – сказал Сэм через некоторое время, – а почему мы патрулируем Морфическую улицу? Это ведь не наш участок.
– Я изменил маршрут. Хочу увидеть как можно больше, – ответил Ваймс.
– На Морфической улице и смотреть-то не на что, сержант.
Ваймс пристально вгляделся в темноту.
– Не знаю, не знаю… – пробормотал он. – Поразительно, и что только не заметишь, если как следует приглядеться? – Он резко затащил Сэма в дверную нишу. – Говори шепотом. А теперь посмотри на дом напротив. Видишь дверь, которая темнее остальных?
– Да, сержант, – прошептал Сэм.
– А почему она темнее, как ты думаешь?
– Не знаю, сержант.
– Потому что в ней стоит кто-то в черном, вот почему. Значит так: пройдем чуть дальше по улице, потом свернем за угол, там развернемся и снова сюда. Мы направляемся в штаб-квартиру, как порядочные парни, у нас какао уже остывает, понятно?
– Так точно, сержант.
Они неторопливо проследовали за угол и продолжали идти еще некоторое время, пока на Морфической улице были слышны их шаги. Наконец Ваймс решил, что они отошли достаточно далеко.
– Хорошо, теперь можем остановиться.
«Нужно отдать Сэму должное, – подумал он. – Он умеет стоять неподвижно. Надо еще научить его рассредоточиваться так, чтобы становиться почти невидимым, по крайней мере в пасмурный день. Это ведь Киль научил меня этому? Да уж, после определенного возраста на память действительно нельзя полагаться…»
Городские часы отбили четверть.
– Когда начинается комендантский час? – шепотом спросил Ваймс.
– В девять часов, сержант.
– Значит, почти наступил, – сказал Ваймс.
– Нет, сейчас только без четверти девять, сержант.
– И еще несколько минут мне понадобится на то, чтобы вернуться. А ты без шума следуй за мной и спрячься за углом. Когда начнется, беги ко мне, изо всех сил звоня в колокольчик.
– Начнется что, сержант? Сержант?
Но Ваймс уже неслышно скользил по улице. Надо будет дать Пятаку доллар, мельком подумал он, – башмаки сидели на ногах как перчатки.
На перекрестке шипели факелы, временно ослепляя любого, кто посмотрит в их направлении. Держась на границе полумрака, Ваймс боком прокрался вдоль стен до самой двери. И, только очутившись рядом, он прыгнул вперед, рявкнув:
– Попался, приятель!
–! – ответила тень.
– Это оскорбительные выражения, сэр, жаль, если мой молодой младший констебль их услышал.
Младший констебль Ваймс уже бежал к ним со всех ног, отчаянно звоня в колокольчик и вопя:
– Уже девять часов, и все совсем не спокойно!
Были и другие звуки – захлопывавшихся дверей и торопливо удалявшихся шагов, – к которым Ваймс почти не прислушивался.
– Идиот! – завизжала фигура в черном, отчаянно пытаясь вырваться из хватки Ваймса. – Это что еще за игры?
Задержанный толкнул Ваймса, но тот только сильнее сжал руки.
– А это, сэр, нападение на офицера Стражи, – сообщил Ваймс.
– Я сам офицер Стражи, чертов легавый! С Цепной улицы!
– А где твоя форма?
– Мы не ходим в форме!
– А твой значок?
– Мы не носим значки!